16.02.2015
Скачать в других форматах:

Дмитрий Бинцаровский

Лекции 22-23. Латиноамериканская теология освобождения


Эта лекция подается в очень сокращенном виде. Полностью и в несколько измененном виде она доступна в книге "История современного богословия". Купить книгу можно на сайте издательства "Евангелие и Реформация" или в книжных магазинах Украины, России и других стран.

 

Этот материал подается в очень сокращенном виде. Полная версия доступна лишь в печатном виде.

 

1.      Теологии освобождения: общее введение. 1

2.      Латиноамериканская теология освобождения. 2

2.1.       Исторический контекст. 2

2.1.1.        Социально-экономический и политический контекст. 2

2.1.2.        Церковный контекст. 3

2.2.       Богословские идеи.. 4

2.2.1.        Эпистемологическое первенство бедных. 4

2.2.2.        Марксизм.. 7

2.2.3.        Ортопраксия. 10

2.2.4.        Писание. 12

2.2.5.        Три уровня освобождения. 12

2.2.6.        Спасение и освобождение. 14

2.2.7.        Иисус Христос. 15

2.3.       Реакция Рима. 16

2.4.       Оценка. 18

 

1.      Теологии освобождения: общее введение

«Теологии освобождения» – довольно широкое понятие, которое объединяет разные контекстуальные теологии, нацеленные на осмысление Писания и традиции в тесной связи с непосредственным культурным и социальным контекстом. Любая теология освобождения исходит из того, что сознательно или несознательно богословие всегда ближе к какому-то сообществу. Богословие не просто вещает вневременные истины, а отвечает на проблемы и вопросы конкретных социальных, этнических и прочих групп[1].

Начиная, по крайней мере, от Шлейермахера, написавшего «Речи о религии к образованным людям ее презирающим», главным собеседником западных богословов были высокообразованные сомневающиеся или неверующие люди. Богословы так или иначе ориентировались на их сомнения, вопросы и устремления. В той мере, насколько богословие пыталось соответствовать модернистским представлениям о реальности, оно само становилось более или менее модернистским (либеральным).

Теологии освобождения, по мысли их сторонников, отличались от западного богословия прежде всего именно выбором другого собеседника.  Они ориентировались уже не на сомневающихся интеллектуалов, а на маргинальные слои общества. Поэтому стимулом богословской мысли был для них конкретный опыт притеснения, страдания и маргинализации миллионов людей. Так, латиноамериканское богословие освобождения было озабочено правами бедных, афроамериканское богословие освобождения – правами чернокожих, феминистское богословие освобождения – правами женщин. Соответственно, в каждой из этих теологий освобождения по-своему определялся и источник притеснений и отчуждения: для латиноамериканского богословия – это экономическая система (капитализм), для черных – это раса (белокожие), для женщин – пол (мужчины). Хотя разнообразные теологии освобождения возникали в разных контекстах, в том числе и в Африке и Азии, мы сосредоточимся лишь на упомянутых трех теологиях как наиболее значимых.

 

2.      Латиноамериканская теология освобождения

Мы начнем с рассмотрения латиноамериканской теологии освобождения. Это наиболее значимая из теологий освобождения, и когда понятие «теология освобождения» употребляется без уточняющих слов, то обычно подразумевается именно латиноамериканская. Главными выразителями этой теологии были Густаво Гутиеррес (1928), Оскар Ромеро (1917-80), Хуан Луис Сегундо (1925-1996), братья Леонардо (1938) и Клодовис (1944) Бофф. Самой значимой богословской работой считается книга «Теология освобождения», написанная Гутиерресом в 1971 году. Но прежде чем рассматривать богословские идеи, выраженные в этой и других книгах, необходимо ознакомиться с контекстом, в котором возникала эта теология.

 

2.1.Исторический контекст

2.1.1.      Социально-экономический и политический контекст

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

 

2.1.2.      Церковный контекст

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

2.2.Богословские идеи

2.2.1.      Эпистемологическое первенство бедных

Во вступлении мы уже отметили, что любая теология освобождения отличается от традиционного западного богословия. Гутиеррес как-то отметил[2], что западное богословие развивается в мире, которое Бонхеффер называл «совершеннолетним». Это мир, который более не чувствует нужды в Боге. В таком мире богословие отвечает на вызовы, которые порождены модернизмом и неверием. Латиноамериканское же богословие развивается в мире, который необходимо назвать бесчеловечным. В господствующем там социальном и политическом строе бедный – это просто «не-личность», «не-человек». Соответственно, в таком мире богословие занимается проблематикой уже не «не-верующего», а «не-личности». Если в Европе богословы озабочены тем, как говорить о Боге в секулярном мире, то в Латинской Америке их заботит то, как говорить о Божьей любви в мире, где царит бедность и несправедливость.

У теологии освобождения есть еще одно важное отличие от северозападной богословской традиции. Если в Европе и США на протяжении последних столетий центром теологической жизни был университет или семинария, то в теологии освобождения таким центром стали скорее христианские общины. Теологи освобождения отмечают, что интеллектуальный дискурс европейского богословия часто отвлечен от жизни и молитвенной практики. Кроме того, теологи освобождения подчеркивают, что академическая отстраненность или нейтральность не просто опасна, но и невозможна. Как мы уже отметили, они исходят из того, что любое богословие – контекстуально. В этом смысле теологию освобождения можно назвать «постмодернистской».

Латиноамериканские теологи подчеркивают, что теологию освобождения невозможно понять из статей или книг о ней. Ее можно понять только «изнутри», погрузившись в мир бедности, неравенства и несправедливости. «Теология освобождения делается (и понимается) в процессе, в факте страдания и надежды. Сверху и извне она становится непонятной». Бофф заключает, что «теологию освобождения понимают только два типа людей: бедные и те, кто борется за справедливость. То есть те, кто алчет хлеба, и те, кто алчет справедливости (и, следовательно, солидаризируется с алчущими хлеба)»[3].

Итак, латиноамериканская теология «начинается с реальности, опыта, нужд, интересов, вопросов и ресурсов бедных и маргинализированных»[4]. Этот акцент на бедных подразумевает не просто этический выбор в пользу бедности, солидарность с бедными или утверждение об особом Божьем сострадании и благоволении к бедным. Прежде всего, в латиноамериканском богословии подразумевается эпистемологическое первенство бедных: теология отвечает именно на их проблемы и запросы. Поэтому теологию освобождения определяют как «способ понять благодать и спасение Иисуса в контексте настоящего и исходя из положения бедного»[5]. Согласно К. Боффу, «теология освобождения является отражением жизни христианской общины, вовлеченной в освобождение»[6].

Но кто подразумевается под «бедными»? В документе, принятом на Медельинской конференции, проводилось разграничение между тремя значениями понятия «бедность». Во-первых, это материальная бедность как недостаток средств для достойного существования. Такое состояние неугодно Богу и с ним следует бороться. Во-вторых, это духовная бедность, понимаемая как готовность совершать волю Божью. В-третьих, это бедность как солидарность с бедными и протест против системы, которая вызывает и консервирует бедность. Такое разграничение между тремя видами бедности стало нормативным в теологии освобождения.

По мысли теологов освобождения, бедность – это не просто социально-экономическая категория. Бедность – это особый образ жизни, молитвы, мышления, веры, надежды, борьбы, мироощущения. Солидарность церкви с бедными подразумевает, что она рассматривает историю их глазами и сама становится «бедной» – как в смысле «духовной бедности» (исполняя Божье призвание и открываясь миру), так и в прямом смысле (ограничивая себя в материальных благах).

Теологи освобождения подчеркивают, что в Библии бедность представлена как недолжное состояние, разрушающее человеческое достоинство. «Бедность – это выражение греха, то есть отрицания любви»[7]. Она разрушительна для отношений с ближними и Богом.  В документах Медельинской конференции положение в Латинской Америке описано как «греховная ситуация», как «отвержение Господа». Бедность – это противоположность Божьему царству, царству любви и справедливости. Поэтому усилия по устранению бедности можно воспринимать как усилия по распространению Божьего царства. «Теология освобождения хочет показать, что Царство Божье должно уста­новиться не только в душе (личностный масштаб), но и в отношениях между людьми, в социальных проектах (исторический масштаб)»[8].

Когда говорится о том, что в Библии осуждается бедность как система, это вовсе не значит, что осуждаются сами бедные. Наоборот, как указывают теологи освобождения, их акцент на «предпочтении бедным» имеет веские основания в самом Писании. «Все Библия, начиная с истории Каина и Авеля, отражает Божью благосклонность бедным и угнетенным в истории человечества»[9]. Об этом говорится в Исходе, у пророков, в евангельских блаженствах. В лице бедных и презренных мы встречаемся с Самим Господом.

Богословие должно объяснить людям, которым отказано в праве на достойное существование и свободу, что Бог любит их и заботится о них. Согласно Гутиерресу, вопрос вот в чем: «Как рассказать «не-личностям», что они – Божьи сыновья и дочери?»[10] Как говорить о Боге посреди страдания и притеснений? На примере Мольтмана мы видели, что европейских богословов тоже интересовали вопросы о том, как говорить о Боге посреди страданий. Но в Европе об этом говорилось больше в особом контексте – в контексте войны. В Латинской же Америке страдания и притеснения – это постоянный, каждодневный опыт, за которым стоит прочная и порочная система, охватившая и саму церковь.

Как утверждают теологи освобождения, библейские повествования о бедных и угнетенных указывают нам не только на то, как Бог относится к бедным или как мы должны к ним относиться. Библия и церковная миссия имеют не только нравственные, но политические последствия. В Исходе евреи вопили к Богу о социальном и политическом освобождении – и этого же жаждут бедные сейчас. Нужны не просто индивидуальные дела милосердия. Бедность – это системная, структурная проблема, и она требует такого же системного ответа, который бы охватил политику и экономику. Но на что церковь может опереться в поисках такого ответа, учитывая, что социальные и политические принципы в современном обществе сильно отличаются от библейских времен, а значит в Библии такой ответ не найти в ясном и развернутом мире? Об этом наш следующий раздел.

 

2.2.2.      Марксизм

Гутиеррес отмечал, что после обучения в Европе он вернулся на родной континент с тремя открытиями: (1) с бедностью необходимо бороться, (2) бедные – это определенный класс, (3) бедность – это не дело случая, а результат определенной структуры[11]. Гутиеррес  был убежден, что бороться с бедностью должно не только государство, но и церковь. «Социальное влияние церкви – это факт. Если мы не пользуемся этим влиянием для защиты притесняемых в Латинской Америке, то мы обращаем его против них»[12].

Но какое есть наилучшее системное противоядие против бедности? Латиноамериканские богословы нашли его в марксизме. Они находились под определенным влиянием местных социологов и экономистов, среди которых преобладало мнение, что причиной бедности на континенте является зависимый капитализм, а решением этой проблемы – социалистическая революция[13]. Можно выделить несколько причин, которые обусловили выбор марксизма теологами освобождения[14].

Во-первых, как мы отметили выше, теология освобождения пыталась смотреть на мир глазами бедных и притесняемых. Именно это делал и марксизм: он смотрел на мир глазами эксплуатируемого пролетариата. Марксизм обратил внимание на несправедливость действующей социально-экономической модели (капитализма) тогда, когда церковь еще закрывала на это глаза.

Во-вторых, марксизм не только выразил солидарность с пролетариатом, но и пытался дать научное обоснование для своей критики господствующей модели и для замены ее новой моделью. Теологи освобождения подчеркивали, что рассматривали марксизм в первую очередь именно как науку. Вслед за марксизмом теологи освобождения повторяли, что частная собственность – это одно из средств порабощения бедных, которое должно быть упразднено.

В-третьих, именно марксизм убедительно показал, что главная роль в современном обществе принадлежит экономике. Экономика – это не только производство и распределение материальных благ. Экономика формирует отношения внутри общества, определяет политику и идеологию. Экономика – не просто одна из сфер в обществе, а определяющая сфера.

В-четвертых, именно марксизм показал реальность классового противостояния. Часто социально-экономический статус рассматривался как некая «добавка» к идентичности человека. Но, по мнению теологов освобождения, марксизм убедительно доказал, что социально-экономический статус – первичен. Как писал Маркс, «не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». Человек – это социальное существо, которое формируется окружением.

В-пятых, Маркс указывал, что суть человеческого существования – не в мышлении, рациональности, самоуглубленности,  а в действии. Марксизм – это такая научная теория, которая прежде всего нацелена на практический результат. По Марксу, цель любой теории – не просто объяснить мир, а изменить его. Знание имеет не только теоретическое значение, а сопряжено с трансформацией мира. То же характерно для теологии освобождения: это богословие, которое нацелено на воплощение очень практических целей. Более подробно мы рассмотрим это в следующем разделе, где будем говорить об ортопраксии.

В-шестых, для марксизма характерна устремленность в будущее, нацеленность на революционные изменения. Марксизм категорически не приемлет апатию, фатализм, пассивное подчинение действительности. Он призывает пролетариат к борьбе против классового угнетения. Этот революционный пафос был близок и теологам освобождения. Они полагали, что марксистская укорененность в истории и реальности поможет христианам в борьбе со спиритуализмом и трансцендентализмом. Теология освобождения пыталась «разбудить» бедных и угнетенных, убедить их в целесообразности борьбы.

Конечно, теологи освобождения знали, что марксизму свойственны не только вышеуказанные характеристики. Марксизм прочно связан с материализмом, атеизмом и тоталитаризмом. Поэтому они всячески пытались показать, что используют марксизм лишь выборочно – настолько, насколько он не входит в противоречие с Писанием и христианской традицией. Так, все они отрицали, что принципы марксизма нашли свое воплощение в Советском Союзе. Латиноамериканские теологи также использовали широко распространенное тройственное понимание марксизма: (1) как научной теории, объясняющей мир, (2) как средства для изменения мира, (3) как всеобъемлющей философии или мировоззрения[15]. Теологи освобождения полагали, что марксизм можно принимать как теорию, не принимая его при этом как всеобъемлющую философию или даже как средство для изменения мира. Этот подход отражен в известных правилах для теологического использования марксизма, которые сформулировал Клодовис Бофф[16]. Во-первых, марксизм нужно воспринимать как науку, а не как религию, пророчество или непогрешимый текст. Во-вторых, эту науку следует использовать как научный метод. Любой метод довольно гибкий и может верифицироваться или совершенствоваться. В-третьих, марксизм необходимо использовать как теорию об исторической реальности и не видеть в нем какую-то универсальную теорию, объясняющую устройство мироздания. В-четвертых, марксизм – это средство и потому играет только инструментальную роль. Важен не марксизм сам по себе, а то понимание реальности, которое он открывает. В-пятых, марксизм не должен подменять веру. Это всего лишь средство, которое начинается с веры и управляется верой.

В ранний период теологи освобождения прочно ассоциировали себя с марксизмом и социализмом. Об этом, например, было ясно заявлено на ставшей знаменитой встрече восьмидесяти священников в Сантьяго (Чили) в 1971 году[17]. В дальнейшем они сохраняли свое предпочтение социализма над капитализмом, но не так категорично и без прежнего революционного пыла. В 1988 Гутиеррес в статье для New York Times  писал: «Я не думаю, что капиталистическая система в том виде, в каком мы ее знаем сегодня, приносит благо бедным. Но теоретически, если капитализм – это выход из бедности, то у меня нет к нему претензий. Вопрос не в капитализме. Вопрос в бедности»[18].

 

2.2.3.      Ортопраксия

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

2.2.4.      Писание

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

2.2.5.      Три уровня освобождения

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

2.2.6.      Спасение и освобождение

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

2.2.7.      Иисус Христос

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

2.3.Реакция РимРимаРима

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

2.4.Оценка

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.


[1] За таким пониманием богословия стоит убеждение в том, что богословие, как и любая другая гуманитарная наука, не может быть «нейтральной». В таком убеждении не было ничего принципиально нового: в рамках нашего курса мы уже говорили, например, о взглядах «нео-кальвинистов» Нидерландов, которые отмечали важность предпосылок. Тем не менее, когда «нео-кальвинисты» говорили о «предпосылках», они считали их «общехристианскими», «библейскими» и не связывали их с конкретной социальной или этнической группой внутри христианства. Источником этих предпосылок для них был не опыт определенных общин или групп, а Писание.

[2] Gustavo Gutierrez, “The task and content of liberation theology”, в сборнике «The Cambridge Companion to Liberation Theology», 28. См. также «A Theology of liberation», xxix.

[3] Бофф, «Что такое теология освобождения на самом деле?»

[4] Gerald West, “The Bible and the poor: a new way of doing theology”, в сборнике «The Cambridge Companion to Liberation Theology», 131.

[5] Gustavo Gutierrez, “The task and content of liberation theology”, в сборнике «The Cambridge Companion to Liberation Theology», 19.

[6] Клодовис Бофф, «Что такое теология освобождения на самом деле?»

[7] Gustavo Gutierrez, A Theology of Liberation. 15th Anniversary Edition (NY: Orbis Books, 1988), 168.

[8] Клодовис Бофф, «Что такое теология освобождения на самом деле?»

[9] Gustavo Gutierrez, A Theology of Liberation. 15th Anniversary Edition (NY: Orbis Books, 1988), xxvii.

[10] Gustavo Gutierrez, “The task and content of liberation theology”, в сборнике «The Cambridge Companion to Liberation Theology», 28.

[11] Paul E. Sigmund, «Liberation Theology at the Crossroads» (Oxford University Press, 1990), 182.

[12] Gustavo Gutierrez, A Theology of Liberation. 15th Anniversary Edition (NY: Orbis Books, 1988), 76.

[13] Paul E. Sigmund, «Liberation Theology at the Crossroads» (Oxford University Press, 1990), 183.

[14] Anselm Kyongsuk Min, “Dialectic of Salvation: Issues in Theology of Liberation” (SUNY Press, 1989), 22.

[15] Peter Hebblethwaite, “Liberation theology and the Roman Catholic Church”, в сборнике «The Cambridge Companion to Liberation Theology», 189.

[16] Anselm Kyongsuk Min, “Dialectic of Salvation: Issues in Theology of Liberation” (SUNY Press, 1989), 30.

[17] Charles Villa-Vicentio, “Liberation and reconstruction: the unfinished agenda”, в сборнике «The Cambridge Companion to Liberation Theology», 156.

[18] Charles Villa-Vicentio, “Liberation and reconstruction: the unfinished agenda”, в сборнике «The Cambridge Companion to Liberation Theology», 157.

Дмитрий Бинцаровский

Доктор богословия (PhD, Theologische Universiteit Kampen, Nederland). Сотрудник Евангельской реформатской семинарии Украины. http://www.facebook.com/bintsarovskyi

Евангельская Реформатская Семинария Украины

  • Лекции квалифицированных зарубежных преподавателей;
  • Требования, которые соответствуют западным семинарским стандартам;
  • Адаптированность лекционных и печатных материалов к нашей культуре;
  • Реалистичный учебный график;
  • Тесное сотрудничество между студентами и местными преподавателями.

Этот материал еще не обсуждался.