25.07.2008
Скачать в других форматах:

Х. Генри Митер

Богословские идеи кальвинизма (первая часть книги 'Основные идеи кальвинизма')

Глава I

ОСНОВНОЙ ПРИНЦИП

Кальвинизм — это название, данное системе философской мысли, унаследованной нами от Жана Кальвина. Он признан выразителем этой системы, хотя и не был генератором главных идей, заложенных в ее фундамент. Богословские взгляды Кальвина и других деятелей Реформации рассматриваются как возрождение августинианства, которое, в свою очередь, выросло на основе учения апостола Павла, жившего несколькими веками ранее. Но именно Кальвин в новое время систематизировал подобные взгляды и обосновал их практическое применение.

Эти взгляды составляют единое целое. Кальвинизм — не просто совокупность идей, разделяемых Кальвином и его последователями, но органическое единство с одним общим корнем. Не всегда и не обязательно бывает так, что взгляды группы людей образуют единство. Так, ключевые моменты вероучения Римской католической Церкви до начала деятельности великого систематизатора Фомы Аквинского (1227-1274), или, официально, до Тридентского собора (1545-1569), были рассеяны в канонах вселенских соборов и папских декретах и содержали множество противоречивых положений. Точно так же, скажем, и политические взгляды республиканской или демократической партии США не являются едиными. Однако система, восходящая к Жану Кальвину, может претендовать на исключительность.

Кальвинизм не ограничивается богословием; это — всеобъемлющая система, включающая также определенные взгляды на политику, общество, науку и искусство и дающая нам единое миро- и жизневидение. Фактически кальвинизм представляет собой одну из немногих основополагающих систем религиозной философской мысли, когда-либо открывавшихся человеку. Согласно Джеймсу Орру, число таких основополагающих систем не превышает двенадцати. Что же касается остальных, то они являются модификациями первых. Абрахам Кайпер сводит число основополагающих систем религиозной философской мысли к четырем, одной из которых является кальвинизм.

 

Кальвинизм зиждется на одном основном принципе

Всякая единая система мысли подчинена некоему, внутренне присущему ей принципу или началу. Сказанное верно и в отношении кальвинизма. С девятнадцатого века ученые, приверженцы разных направлений богословской мысли, ведут исследования с тем, чтобы выявить глубинную сущность идей Кальвина. Не все они были, однако, в состоянии увидеть присущее кальвинизму органическое единство. Многие довольствовались определением тех или иных преобладающих черт, отличающих, по их мнению, кальвинизм от других христианских конфессий. При этом некоторые из них характеризовали его как религиозную систему, отличающуюся духом демократии и стремлением к свободе. Этот дух мыслился как порожденный свободолюбием швейцарцев, в чьей среде возник кальвинизм. Те же, кто акцентировал внимание на правовых сторонах движения, на его авторитарности, увязывали эти отличительные специфические черты с юридическим образованием Кальвина. Впрочем, для некоторых эта особенность кальвинизма объяснялась также французским складом ума его создателя. Подобно прославленным французским генералам, он обладал уникальной способностью организовывать, словно войска, невероятную массу фактов, формировать и творить из них стройную систему. Наконец, находились и такие, кто полагал, что главное в кальвинизме — это его полный разрыв со средневековой схоластикой. Тем самым Кальвин представал в облике передового религиозного мыслителя либерального направления, что объяснялось идеями гуманизма, воспринятыми им во время учебы.

И хотя все эти предположения содержат зерна истины и указывают на какие-то особенности системы, ни одно из них не отражает главной характеристики кальвинизма и, тем более, не определяет его основного принципа. Вильям Хейсти называет подобные предположения "скорее гипотезами мыслителей, плохо знакомых с сутью проблемы, чем научно обоснованными выводами, полученными на основании полного изучения имеющихся материалов". Те, кто глубоко исследовал эту проблему, согласятся с мнением Рейнхольда Зееберга: "Этот француз, получивший гуманистическое образование, был прежде всего христианином-евангелистом, и все его мировоззрение было в конце концов предопределено его евангельским духом".

Основное начало следует искать именно в области евангельских доктрин, которые мыслились кальвинистами не как некая абстракция, но как живые, насущно необходимые истины, внутренне определяющие и направляющие жизнь верующего. Мы можем с уверенностью сказать, что это основное начало заключается прежде всего в учении о Боге. Как бы ни характеризовали исследователи основной принцип кальвинизма, все они согласны с известным немецким философом В. Дильтеем, отмечавшим характерность такой богословской точка зрения для всего кальвинистского движения в первые 150 лет его существования и утверждавшим, что кальвинист того времени всегда ставил Бога в центре своих размышлений. Изучение кальвинистских символов веры, особенно эпохи ранней Реформации, не оставляет на этот счет никаких сомнений.

Поэтому центральная мысль кальвинизма —великая мысль о Боге. Кто-то заметил: "Подобно тому, как методист отдает приоритет идее спасения грешников, баптист — таинству возрождения, лютеранин — оправданию верой, моравский брат — ранам Христовым, греко-католик — таинству Святого Духа, а римский католик — всеобщности Церкви, кальвинист ставит во главу угла мысль о Боге". Кальвинист не начинает с какого-либо устремления человека, например, с обращения или оправдания, но его исходная мысль всегда одна и та же: как Бог осуществит Свои права? Кальвинист стремится воплотить как главную жизненную идею ту истину Священного Писания, которая гласит: "Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки. Аминь" (Рим. 11:36).

Здесь исследователи единодушны. Разногласия возникают, когда они пытаются выразить эту идею посредством более точной формулировки. Некоторые полагают, что в качестве основного начала кальвинизма нужно рассматривать Самосущность Бога (aseitas) — как самый главный из известных нам Его атрибутов. Сомнительно однако, что основное начало может быть сформулировано подобным образом. Суть системы не есть нечто присущее Богу, не какой-то Его специфический атрибут, но Сам Бог. Кроме того, термин "Самосущность" не выражает отношения Бога к миру вне Его, по крайней мере, не демонстрирует прямо, и поэтому вряд ли может означать некое первоначало, выражающее подобную связь. Бог был бы Самосущим, даже если бы никакого мира не было. Здесь необходим термин, выражающий связь Бога и сотворенной Им Вселенной. Лучше всего в данном случае подходит термин "абсолютное всевластие", "владычество".

Смысл термина "всевластие Бога в природной и моральной сферах" нуждается в адекватном понимании, в противном случае мы рискуем совершить грубую ошибку. Неискушенный разум он, возможно, наведет на мысль, что кальвинист видит в Боге просто Самодержца или Господина, властвующего над Своими творениями, и что дух любви в Господе, Его благодать и иные подобные атрибуты должны быть отделены от идеи Его владычества. Неудивительно, что некоторые ученые, подобно Альбрехту Ритчлу, который именно так истолковал кальвинистскую идею всевластия Бога, полагают, что она недостаточна для того, чтобы быть главным принципом христианской религии и что ее следует заменить идеей любви к Богу. Но, конечно, настоящий кальвинист никогда не согласится со столь ограниченным представлением о всевластии Бога. Владычество предстает даже не атрибутом Бога, но Его прерогативой. То, что имеет в виду кальвинист, когда он говорит о всевластии Бога, гораздо больше, чем идея о том, что Бог есть Установитель и Блюститель моральных и физических законов Вселенной. Для кальвиниста Бог не только Верховный Законодатель и Правитель, Бог превыше всего и в царстве истины, в науке, в искусстве, равно как и в сфере морали. Бог превыше всего и тогда, когда Он дарует людям Свою любовь и благодать, и когда Он творит закон, по которому они должны жить или посредством которого Он управляет природой. Кальвинист верит, что, раздавая свои дары и мудро властвуя над человеком и природой, Бог не действует произвольно. Порядок — первейший закон Вселенной. Царство правды и любви, мир науки и морали, как и мир природы, подчинены закону и порядку. Кальвинист почитает во Вселенной, созданной Богом и сохраняемой Его Провидением, прекрасную систему закона, порядка и гармонии, явленную нам в царстве природы и дарах благодати, в интеллектуальной и моральной областях жизни человека, в распространении всего доброго — всеобъемлющую систему сотворенного Богом. В этом порядке вещей Бог всегда превыше всего: "Все из Него, Им и к Нему".

Когда термин "всевластие Бога" понимается в только что указанном, более глубоком смысле, а не просто как некая юридическая формула, призванная обозначать Бога в качестве Верховного Законодателя, все возражения против его использования в качестве определения основного принципа кальвинизма отпадают. Напротив, это, видимо, именно тот термин, который должен обозначать абсолютное верховенство Бога во всем, и, следовательно, термин" который мы должны использовать, если мы стремимся построить систему, где Бог находится в центре. По словам выдающегося кальвиниста Б. Б. Уорфилда, "нам отовсюду сияет творческое начало кальвинизма". Кальвинист — это человек, видящий Бога за всеми явлениями и узнающий во всем, что происходит, десницу Бога, творящую Его волю. Кальвинист — это человек, для которого состояние его души во время молитвы становится постоянным состоянием всей его жизни. Он полностью отдает себя действию благодати Божьей, исключая всякий намек на собственную причастность к делу своего спасения". В другом месте тот же автор утверждает, что основное начало кальвинизма "заключено в глубоком понимании Бога во всем Его величии с неизбежным острым осознанием зависимости от Него всякой твари как таковой и, в частности, грешной твари... Кальвинист — это человек, который узрел Бога и который, узрев Бога в Его славе, исполнен, с одной стороны, сознания своего ничтожества, когда он предстоит перед Богом как Его тварь и еще более — как грешник, а, с другой стороны, восхищенного изумления перед тем, что этот Бог — Бог, принимающий грешников. Кальвинист — это человек, безгранично верящий в Бога и убежденный, что Бог является для него Богом во всех его мыслях, чувствах, побуждениях — во всей интеллектуальной, моральной, духовной жизнедеятельности, во всех его индивидуальных, социальных, религиозных отношениях; он верит в силу самой строгой из всех логик, верит в силу самой необходимости".

Памятуя это описание, легко выявить ошибки в некоторых формулировках основного принципа кальвинизма. Это касается, прежде всего, тех формулировок, которые так или иначе ограничивают Верховную власть Бога применительно к тем или иным сферам и действиям. Немалое заблуждение — возводить в ранг основного принципа доктрину избрания или предопределения. Следует сразу же отвергнуть расхожее мнение, согласно которому кальвинист — это тот, кто верит, что Бог фатальным образом предопределил, где человек найдет свое прибежище в вечности. Как подчеркивает Чарльз Ходж, кальвинистская доктрина предопределения и фатализм сходятся лишь в одном: "В обоих случаях предполагается абсолютная определенность в последовательности всех событий. Однако фатализм и учение Кальвина расходятся в обосновании этой определенности, в признании природы фактора, ее гарантирующего, в понимании конечных целей, событий, их воздействий на разум и сознание людей".

Даже если бы мы должным образом истолковали предопределение, то есть в духе кальвинизма, эта доктрина не могла бы выступать в качестве его основного начала. Дело в том, что предопределение всегда касается человека, того, что с ним будет. Однако то, что может случиться с человеком, для кальвиниста не основное. Его помыслы обращены в первую очередь к Божественному Сущему, к Его величию и могуществу. Далее, предопределение касается только отношений Бога и падшего человека и оставляет без внимания отношения Бога с человеком в праведности. Оно, также, ограничивает деятельность Бога миром существ, обладающих нравственностью, то есть людей, и ничего не говорит, по крайней мере, непосредственно, о связи Бога с миром природы. Кальвинист не может признать подобных ограничений. Он всегда должен ставить мысль о Боге на первое место. Поэтому, с теоретической точки зрения, очевидно, что предопределение нельзя рассматривать как основной принцип кальвинизма.

Если обратиться к кальвинистским символам веры, особенно к ранним, составленным Кальвином или под его влиянием, и, прежде всего, к "Наставлению" Кальвина, мы быстро обнаружим, что идея предопределения и не претендует на это место. В некоторых из трудов она даже не упоминается, в других ее касаются лишь мимоходом. В "Наставлении" учение о предопределении трактуется не как основание системы, не как предисловие в разделе, посвященном сотериологии, но как заключение. Лишь тогда, когда против библейского учения о предопределении выступил Пигюи, Кальвин почел своей обязанностью выступить в защиту учения, что он и сделал в своих сочинениях "Защита тайного Божия Промысла" и "Вечное Божье предопределение". Таким образом у нас нет оснований полагать предопределение основным началом кальвинизма. Разумнее видеть в нем то, что логически вытекает из кальвинизма; это, как выражается Э. Думерг, скорее замковый камень свода, чем основание системы. Только восприняв идею, что Бог должен быть явлен во всей полноте Его связей с Его творением, вы придете к предопределению как к естественному логическому выводу. Все ограничения Божия закона относительно человека ограничивают Верховную власть Бога и подрывают Его могущество.

Слава Божья — еще одно определение основного начала, предложенное другими исследователями. Это определение, популярное среди простых кальвинистов. Кальвинизм определяется как система, в которой Бог превознесен, а человек принижен. В этом утверждении заключена очень глубокая истина. Кальвинизм делает ее всеобъемлющей целью, воздавая хвалу Богу во всех сферах жизни. Однако кальвинист не только стремится включить Бога в цель жизни — жить ради Его славы, самая первая его мысль — о Боге; его внимание обращено к Нему и тогда, когда он думает о причине всех вещей и о Божьем Промысле. Формулировка цели — Слава Божья — недостаточно широка, чтобы признать ее основополагающим принципом кальвинизма.

Те, кто выражает глубокую озабоченность проблемой ответственности человека и опасается, что акцент на деяниях Бога отодвинет эту ответственность на задний план, предлагают на роль основного начала идею о высшем законе Божьем и об ответственности человека, имея в виду, что кальвинизм придает особое значение и тому, и другому. Бесспорно, что кальвинизм уделяет очень большое внимание ответственности человека. Но, опять-таки, ставить на одну доску закон Божий и ответственность человека или любой другой аспект человеческой деятельности — значит вступать в противоречие с духом кальвинизма. Божий закон и ответственность человека предстают перед человеческим разумом как явное противоречие, антиномия, парадокс, нечто такое, чего человеческий разум постигнуть не может. Этот парадокс, подобно парадоксу трансцендентности и имманентности Бога или парадоксу духа и материи, кальвинист легко принимает, даже если он не может понять его. Однако он принимает парадокс не потому, что придерживается двух равноценных главных принципов — верховной власти Бога и свободы и ответственности человека, но потому, что хочет оставить Богу возможность быть Богом. Он открывает, что Бог в Своем запечатленном Слове подчеркивает ответственность человека и что Он ни в коей мере не несет ответственность за грех человека, даже если Он правит всем. Именно потому, что кальвинист должен оставить Богу возможность быть Богом, то есть Истиной в последней инстанции. Даже когда наша земная логика не дает адекватного объяснения вещей, он принимает ответственность человека, основанную на том, что Бог поведал ему в Своем Слове. Следовательно, верховная власть Бога имеет приоритет перед ответственностью человека.

Существуют и другие толкования основного начала кальвинизма, однако останавливаться на них здесь нет необходимости. Формулировка не может быть адекватной, если она не воздает должное идее Бога как основной и центральной идее кальвинизма, ибо именно эта мысль, по общему признанию, является сущностью учения.

 

Вся кальвинистская система строится на этой же основе

Итак, кальвинисты возводили свою систему на принципе верховной власти Бога в природной и моральной сферах. Это нашло свое прямое и косвенное отражение в их взглядах на богословие, политику, социологию, науку и искусство — по существу, на всю жизнь, о чем говорится в последующих главах.

Помимо основного начала, есть и другие сопутствующие принципы, которые заслуживают здесь упоминания, поскольку для кальвиниста они являются аксиоматическими, первостепенными началами, лежащими в основе всей системы. Особенно выделяется одна, хорошо известная нам формула протестантской Реформации, а именно: Бог, помимо общего откровения, данного в природе, с особенной полнотой раскрыл Себя и Свои дела падшему человеку в Библии, в Божьем Слове. И поскольку Библия, вернее, Бог в Библии, являет нам особое истолкование Божьих дел в природе и по-особому раскрывает Божий замысел о спасении, для кальвиниста она предстает первым и обязательным источником знаний о Боге и мире. Это объективное откровение человек воспринимает через веру, данную Богом.

Библия как Откровение Божие сообщает факты, имеющие фундаментальное значение для кальвинистской системы: Бог, открывшийся в Своем Слове, — Верховный Владыка всего сущего, в принципе отличающийся от всех созданных Им вещей; религия, или связь Бога с носителем Его образа и подобия — человеком, — своего рода договор и как таковой уже изначально открыта человеку в состоянии праведности; нынешний мир утратил первоначальную непорочность, он впал во грех. Далее, Библия настаивает на том, что человек полностью греховен и что мир, правителем которого Бог сделал человека, пребывает ныне в состоянии греха; смерть пришла в мир как наказание за грех, но Всемогущий Бог явил человеку Свою благодать в Лице Посредника, Иисуса Христа. Если в основе философских систем лежат гипотезы, то в основу системы кальвинизма, во всех существующих ее интерпретациях, положены истины, открытые человеку в Писании.

 

 

Глава II

МЕСТО БИБЛИИ В СИСТЕМЕ ИДЕЙ И ЖИЗНИ КАЛЬВИНИСТА

Если признание верховной роли Бога — ключевая мысль в системе кальвинизма, то совершенно естественно, что кальвинист желает видеть все вещи так, как Бог желает, чтобы он их видел, и стремится выполнить Божью волю во всем. Исходя из этого обстоятельства, легко уяснить, какое место занимает Библия в системе идей и жизни кальвиниста. Он делает Слово Божье каноном, то есть законом своей жизни. Это — закон веры, направляющий его разум, и практика, определяющая его повседневные обязанности.

 

Первым и изначальным откровением Бога была природа

Бог дал нам две книги, два откровения о Себе: книгу природы и Книгу Священного Писания. Хотя эти откровения неравноценны, и мы сейчас убедимся в этом, признание природы и Писания как откровения Божия является важным началом кальвинизма. Одни полагают, что только природа является книгой Бога, игнорируя в этом качестве Библию, другие бросаются в противоположную крайность и не считают природу Божьим откровением. Кальвинист принимает и то и другое. Некоторые, подобно римским католикам и квакерам, склонны дополнять Библию еще и специальными откровениями, церковными установлениями, папской энцикликой или чем-либо еще, что, как предполагается, может быть воспринято христианином в качестве откровения.

Под книгой природы кальвинист понимает нечто большее, чем просто естественные плоды творения Божия, будь то минералы, флора, фауна или люди. Эти естественные объекты не только сотворены Богом, но Он также направляет их движение в истории. Поэтому история — как естественная, так и человеческая — открывает нам много истин о Боге и являет Его указующий перст. Говоря о природе и истории, мы включаем в этот круг человека. Псалмопевец сказал однажды: "Я дивно устроен" (Пс.138:14). Сам человек, образ и подобие Бога, может многое поведать о Нем.

Книга природы повествует нам не только о самих естественных предметах и их истории, это — Книга Божья. В ней кальвинист видит развернутую перед ним мысль Божью, свидетельство о воле и совершенстве Бога. Он почитает своим долгом вчитываться в эту книгу природы, изучать ее и, следуя Богу, размышлять о Божиих откровениях. Все это крайне необходимо, ибо замысел Божий не сведен в какую-то абстрактную систему, но воплощен в природе. Бог желает, чтобы Его творение постигало эти мысли, обнаруживало их единство и гармонию, их сущностную природу и назначение. Отсюда видно, насколько широким взглядом на жизнь должен обладать кальвинист. Он видит свой долг в исследовании всего процесса жизни и должен развить эти скрытые идеи, свести их для себя в гармоническое, ясное целое и найти им применение во Имя Божие. Но, поскольку Бог даровал ему для постижения книгу природы, кальвинист должен выработать миро- и жизневидение. Природа и вся жизнь в целом становятся тем священным полем, где он должен служить Богу.

 

Вторым откровением Бога стала Библия

У Бога есть и другая Книга — Библия. Первоначально существовала только одна книга, одно откровение Бога, а именно — природа. И в грядущем мире будет также существовать только одна книга — новая природа, где человек будет видеть Бога и Его открытую человеку волю. Адам ведал, и человек, после искупления, будет ведать Божью волю, ясно запечатленную в его душе и окружающей природе, и потому не будет нуждаться в специальном откровении Библии.

Этим объясняется существование второй книги, Библии, или Книги высшего откровения, которым мы ныне располагаем. Священная книга стала необходимой из-за грехопадения. Когда человек согрешил, и он, и его природа изменились, человеческий разум помрачился, и люди больше не могли видеть вещи такими, какие они есть. Исказился и облик природы, на что указывает рассуждение в Книге Бытия о "терниях и волчцах". Природа сегодня все еще зеркало, отражающее благодать Божию, но из-за греха она стала как бы кривым зеркалом. Кривое зеркало, конечно, показывает вещи искаженными, весьма отличными от тех, каковыми они на самом деле являются. Как же человек, с его затуманенным разумом и искаженной природой, может адекватно познать Бога и Вселенную, открыть свою истинную природу и цель своего существования? Вот три главных вопроса, лежащие в основе всего человеческого мировоззрения.

Как человеку при таких условиях обрести правильный взгляд на эти проблемы? Единственное решение заключается в том, что Бог дает ему другую Книгу, Библию, где со всей ясностью открывает единственно верную истину об этих предметах и Святым Духом освещает помраченный человеческий разум таким образом, что человек в состоянии понять ее.

Здесь мы видим, как соотносятся между собой книга природы и Библия. В качестве Божия откровения Библия не находится на одном уровне с природой, но, скорее, исправляет ложные впечатления, складывающиеся под влиянием искаженной природы. Она дает нам истинный взгляд на Бога и Вселенную, чему природа не дает необходимого разъяснения. Как учит Кальвин, мы должны смотреть на природу через призму Библии. Библия в конце концов становится главной основой для всего воззрения христианина на жизнь, ибо, чтобы правильно истолковать природу и окружающую жизнь, ему нужно библейское видение.

Однако Библия делает нечто большее, чем просто истолковывает природу, — она открывает грешнику путь к спасению. Это важное знание природа не может дать нам по той простой причине, что она была создана прежде, чем Господь открыл грешникам путь ко спасению. Как, каким образом природа могла бы рассказать нам об этом? И все же, спасение человека — центральная тема Библии, неразрывно связанная с запечатленной в Книге книг картиной Вселенной и человеческой жизни.

Было бы ошибкой видеть в Библии учебник по различным наукам. В основу ее положен иной замысел. Исследователь собирает факты в различных областях науки — естествознании, истории, психологии, в прикладных дисциплинах. Но когда он приходит к истолковыванию и соотнесению этих фактов, распространению истины одной конкретной науки на весь объем знаний, тогда он нуждается в том универсальном, едином подходе, который может дать только Писание. Не обращаясь к Библии, мы не в силах составить верное представление о Боге, Вселенной, человеке или истории.

Поэтому Священная Книга, кроме наставления на путь спасения, вооружает нас принципами, которыми мы должны руководствоваться во всем, включая мысли и нравственное поведение. Не только наука и искусство, но и вся наша повседневная жизнь, наши деловые отношения, наши социальные и политические проблемы должны рассматриваться и решаться в свете истин Писания.

Это справедливо и для философии. Можно предположить, что, поскольку философия является наукой об основах бытия, то и христианская философия должна была бы в конечном счете опираться на разум и пытаться объяснить все свои проблемы на чисто рационалистической основе, не принимая свидетельство Библии за окончательное. Но даже здесь кальвинист прежде всего начинает с основополагающих истин Священного Писания. Собственно говоря, его философия зиждется на Откровении. В то время как все философские системы начинаются с допущений или гипотез, христианин отправляется в путь, вооруженный истинами Откровения Божия как своими исходными предпосылками. Метод кальвинизма не есть обоснование Библии философией, но обоснование христианской философии Библией.

Основы веры и жизни как они запечатлены в Библии, равно как правда о Спасении, представлены нам в конкретных исторических формах и обусловлены тем, что Библия повествует о реальной истории людей и народов. Отсюда естественно следует, что не все, о чем рассказывает Библия, в равной мере применимо к нашей жизни. Иные описанные в ней события противоречат тем нормам, на которые мы ориентируемся. Скажем, когда Авессалом недостойно ведет себя перец своим отцом Давидом. Другие разделы Писания содержат установления, привязанные к конкретной ситуации или историческому периоду и не имеющие универсального значения. Кальвин обращает наше внимание на то обстоятельство, что ряд Моисеевых гражданских законов установлен вовсе не для сегодняшнего дня: они имели только конкретно-историческое значение. Однако Библия содержит и основополагающие правила жизни, свод начал, в свете которых она дает определенное видение истории, ее фактов, и согласно которым мы должны строить свою жизнь. Эти вечные начала записаны не только в Новом, но и в Ветхом Завете.

 

Библия для кальвиниста — закон, определяющий образ его мыслей и действий

Кальвинист почитает авторитет Библии за абсолютный. Он не ищет в Библии добрых советов, чтобы своевольно следовать им, когда они его устраивают, и пренебрегать ими в противном случае. Библия для него — абсолютный закон, перед которым он неизменно склоняется. Всем своим авторитетом она наставляет, во что верить и что делать. Она исполнена силы повеления. Эту позицию Кальвин отстаивал особенно настойчиво. Если Библия призывает нас к чему-либо, остается только одно — повиноваться.

Причина такого отношения к Библии, несомненно, кроется в убеждении, что она есть Слово Божье. Коль скоро Бог открывает нам Свою волю — надлежит повиноваться Ему. Для кальвиниста — в отличие от либерала — Библия отнюдь не личностное истолкование религии и жизни ее гениальными авторами. В трудах евангелистов кальвинист видел непогрешимую руку Бога. Когда он размышлял о том, как люди записывали Библию, его не покидала мысль, что они были вдохновлены свыше, а не направлялись механически, то есть Бог использовал людей со всеми их талантами и внушал им писать так, как Он Сам замыслил это. Посему в Библии были увековечены Его помыслы. И когда кальвинист размышлял над ее содержанием, он говорил себе, что Господь внушил это содержание Своим Божественным Словом и Духом. А когда он размышлял о цели, которую имел в виду Бог, побуждая этих людей писать, то говорил, что то было чистое вдохновение, данное свыше, вдохновение, которое вело их к включению в Книгу всего предназначенного Богом.

Возникает важный вопрос: откуда кальвинист знает, что Библия — Слово Божье? На чем основывается его убежденность? Это очень важный вопрос, и он будет рассмотрен в следующей главе, посвященной месту веры в теологии кальвинизма.

 

 

Глава III

МЕСТО ВЕРЫ В УЧЕНИИ КАЛЬВИНА

Либерал, отрицающий подлинно сверхъестественное, оставляет в душе слишком мало места для веры. У кальвиниста же вера в Бога занимает очень большое, по существу, главное место в жизни. Эти воззрения совершенно противоположны друг другу, что особенно ясно видно из их отношения к вере.

 

Вера занимает в кальвинизме важнейшее место

Это можно проиллюстрировать следующим образом. Либералов обычно узнают по одной отличительной особенности. Часто расходясь между собой во всевозможных деталях, все они согласны в отрицании всего подлинно сверхъестественного,— например, чудес, откровения и вдохновения свыше, непорочного зачатия, воскрешения плоти (Христа или верующих), ответов свыше на молитву,— в отрицании любого деяния Бога, несообразного с законами природы и обычными явлениями человеческой жизни. Для многих из них (либералов) нет даже сверхъестественного Творца, Божественной Личности, мыслящей и изъявляющей волю помимо человека, Личности, способной слышать вас, когда вы молитесь. Бог для либерала — просто безличная сила во Вселенной. Если вы верите подобным образом, то, что даст вам ваша вера? Бог не может услышать вас. С вами не случится ничего необычного, даже если вы молитесь. То, что разумеет пантеист-либерал под верой в Бога, сводится к следующему: веруйте в Божественное в вас самих, иначе говоря, будьте уверены в себе, ибо вы — часть Бога.

Кроме того, либерал не может верить в Библию как в высшее откровение Бога. Для него Библия не является таковым. Ибо для него Библия вообще есть не Божье откровение, но выражение того, что верующие прошлого думали о Боге и религии. Но если это так, тогда зачем делать Библию опорой наших взглядов на фундаментальные проблемы Вселенной? Выдергивайте из Библии приемлемые для вас цитаты, а остальное опускайте. Полагайтесь на собственный разум, не принимая на веру сказанное авторами Библии. При таком кредо, очевидно, не остается места для искренней надежды на Бога, на Его откровение, касающееся главнейших проблем жизни, или на Его Провидение в час жестокой необходимости. Самое лучшее, что может сделать либерал, — положиться на самого себя, на свою проницательность и природные способности.

Теперь вернемся к позиции кальвиниста. Она совершенно иная. Кальвинист верит в Бога, Который являет Себя не только в природе, но и в особых Божественных актах,— таких как библейское откровение и вдохновение свыше, повседневно придающее силы тем, кто молитвенно обращается к Богу. Бог возрождает и освящает нас особыми проявлениями Святого Духа. Благодаря вере и надежде на Бога обретается многое. Если кальвинист желает познать основные проблемы жизни или мироздания, он может довериться высшему откровению, данному ему Богом, для направления его деятельности. И если ему нужна моральная сила, он может воззвать к Богу, Который дает милость и благодать для благовременной помощи. Даже в природе ощущается разумное целеустремленное верховенство Божественной Личности, направляющей жизнь человека и существование всех вещей, силы не безличной, но мудрого и благого Небесного Отца.

Кроме того, кальвинист все больше ощущает потребность верить в Бога, ибо, по его убеждению, человеческий разум помутился от греха, а душа человека полностью развращена. Иными словами, порочность пронизывает всю его натуру. Поэтому, будучи порочным, человек не может иметь верного суждения или моральной силы, но должен полагаться на высшую благодать Божью и в мыслях, и в делах. Кальвинист постиг великий смысл таких библейских изречений, как: "Верою познаем, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое" (Евр. 11:3); "Ибо без Меня не можете делать ничего" (Ин. 15:5); "Все могу в укрепляющем меня (Иисусе) Христе" (Фил. 4:13). Кальвинистское учение как система глубоко укоренено в вере. "Мы верим так, что можем ведать многое" и "мы верим так, что можем вести жизнь, достойную Бога".

Однако здесь возникает важный вопрос: можем ли мы основать систему на вере и, тем не менее, считать ее научной? Кальвинист, в отличие от либерала, отвечает на этот вопрос утвердительно. Некоторые религиозные группы отделяют религию от науки, даже не пытаясь гармонизировать их отношения. Проблема заслуживает гораздо более широкого обсуждения, чем мы можем позволить себе в этой книге. Но возможно, что мы сумеем в какой-то мере ее уяснить, вкратце сопоставив метод, обычно отстаиваемый либералами как средство достижения научного уровня знания в религии, и подход, свойственный кальвинистам.

 

Можно ли научно обосновать веру в сверхъестественное?

Либералы оспаривали позицию ортодоксальных христиан не потому, что считали их недостаточно набожными. Основное обвинение заключалось в том, что те не были достаточно учеными. Чтобы быть таковыми, надлежало следовать совершенно иному методу, чем вера в откровение свыше. Во имя научности человек, изучающий религию, должен опираться на методы, характерные для естественных наук, например, на методы физики и химии. Изучая религию, он должен принять во внимание все возможные опытные данные. Затем он должен сгруппировать все сходные факты и классифицировать их. Очевидно, что познать Бога подобным методом нельзя: Бог не может быть обнаружен посредством наблюдения. Конечно, исследователь может изучать религиозные учения, свидетельства верующих, религиозные памятники, где бы он их ни нашел — в христианских или языческих землях. После того, как он соберет и классифицирует все эти факты, он отделит существенное от несущественного. Именно на этом пути, как утверждается, ищущий истину в религии постигает ее чисто индуктивным научным методом. В результате мы будем иметь "научно обоснованную" религию.

Поначалу такой метод может показаться кому-то превосходным средством достижения научных результатов в религиозных поисках истины. Но те, кто попытался им воспользоваться на практике, как например немецкий теолог Эрнст Трёльч и его позитивистская школа, пришли к весьма удручающим результатам. Когда они, наконец, продемонстрировали, что, по их мнению, является научно обоснованной истиной в религии, плоды их трудов были столь скудными, что их вряд ли можно было назвать религией. Несомненно, не этим может быть жив человек. Все, к чему они пришли, было лишь набором смутных представлений о Боге, о проблеме зла, о небесах и аде. Вот по существу и все, что можно было доказать с помощью их метода.

Однако вызывают возражения не только результаты, добываемые с помощью подобного метода, но и сам метод. Он не создает, как ни уверяют нас, религию на основе чистого опыта. Допустим, кто-то собирает и классифицирует все доступные факты религиозного содержания. При этом он должен определить, какие из этих фактов существенны, а какие — нет. Практически он должен определить, что есть истинная религия и что — нет. Для этого необходимо установить какой-то критерий. Обратите внимание на то, что такой критерий никогда не будет результатом или частью примененного метода, но будет существовать независимо от него. Один человек, например, скажет, что истинное в религии состоит в одном, другой — в чем-то ином. Так, некоторые ученые, акцентируя внимание на некоторых общих стандартах, утверждают, что религия имеет существенно интеллектуальный характер. Для других она главным образом эмоциональна. Найдутся и такие, для кого она, прежде всего, имеет волевую основу. Все эти суждения по поводу природы религии не являются результатом исследования религиозных феноменов. Это предположения, гипотезы, понятия, которыми человек обладает вне зависимости от исследования. Таким образом, когда ученый завершает свои изыскания и должен поведать нам, что такое религия, он должен оценивать ее согласно образцу, не выводящемуся из исследования. Его взгляд на религию основан на принятых им допущениях, и его метод не порождает религиозного мировоззрения, которое было бы научным в том смысле, что было бы свободно от внешних предпосылок. Но не судите либералов строго. Хотя их цель недостижима, и они не в состоянии дать нам религию без таких предпосылок, они делают то, что делает всякая школа научной мысли. У каждого есть свои исходные недоказуемые предположения, рабочие гипотезы. Единственный человек, который не опирается на какие-либо исходные допущения, — это скептик, но он ни к каким выводам и не приходит.

Так, Платон построил свое учение на некоторых предположениях. Когда Аристотель не счел возможным согласиться с Платоном, он создал свою систему, положив в ее основу иные предпосылки. В этом отношении либерал, несмотря на все его притязания, ничем не отличается от кальвиниста. И тот, и другой исходят из своих предпосылок. У кальвиниста они содержатся в фундаментальных догматах его веры, основанной на откровении, а у либерала — в его гипотезах.

Другой упрек либералу состоит в непоследовательности применения им научного метода исследования. Всякий раз, когда он обнаруживает в истории факт, провозглашенный чудесным, он его отметает, утверждая, что чудес быть не может. Но в этом и состоит суть проблемы. Когда мы имеем дело с такими хорошо установленными историческими фактами, как воскресение Христа или откровения пророков, принцип научности обязывает нас принять факты, даже если они расходятся с какой-либо теорией. Когда Фридриха Делича однажды спросили, почему он, будучи блестящим ученым, принял точку зрения ортодоксальных христиан, тот ответил: "Потому что воскресение Иисуса Христа является фактом". Если какие-то чудеса действительно происходят, долг человека науки принять их и сделать частью теории.

Но, что еще важнее, неверно, что только методы естественных наук позволяют нам установить истину в религии. В науках, исследующих проблемы человеческого духа (так называемых Geisteswissenschaflen), мы приходим к знанию посредством умозаключений, а не наблюдений. Есть еще и третий путь постижения истины. Это — путь веры. Мы все так или иначе используем его, приобретая знания. Ведь основная часть знаний приходит к нам не через наши наблюдения или умозаключения, но передается посредством свидетельства надежных авторитетов. В религии то же самое происходит с кальвинистом, когда он принимает данное в Библии Божественное откровение в силу Божественного авторитета. Часто утверждают, что, с научной точки зрения, высшее откровение от Бога невозможно. Однако это зависит от того, в какого бога верят. Сама наука не отрицает и не может отрицать возможность особого откровения от Божественной Личности. Если человеческая личность утверждается в этом естественном мире, не нарушая нормального действия физических законов, почему Божественная Личность не может действовать таким же образом и явить нам Свое откровение? Отвергать такую возможность было бы попросту ненаучно.

Если Бог дал человеку откровение о Себе и явил в нем основные тайны Вселенной, логику ее возникновения, природы и судьбы, перед нами — золотая жила истины, отрицание которой обходится слишком дорого.

 

Как может христианин знать, что Библия — Слово Божье?

Как мы можем знать, что Бог явил нам откровение о Себе Самом и Вселенной — ее происхождении, природе и судьбе — и что это откровение записано в христианской Библии?

Люди использовали самые разные способы, чтобы найти ответ на этот вековечный вопрос. Один из таких путей, близкий индуктивному методу естественных наук, имеет сегодня многих сторонников и именуется сравнительным религиоведением. Кое-кто полагает, что, положив на один стол священные книги всех религий мира, можно определить, какая вера самая лучшая и самая истинная. Но прежде чем прийти к такому заключению, надо найти меру оценки. И наше заключение будет зависеть от принятой меры оценки. Не все исследователи высказываются в пользу христианства. С другой стороны, верно, что большинство ученых в христианских странах признали эту религию не имеющей себе равных. Конечно, никто из тех, кто обладает ясным христианским сознанием, не опасается, что после исследования религиозных систем обнаружится, что Библия вовсе не стоит выше священных книг других религий с точки зрения представлений о Боге, происхождения и природы вещей, причины зла, искупления и загробной жизни. Но, хотя сравнительное изучение религий и может вознаградить ищущего чувством глубокого удовлетворения, этим путем трудно прийти к убеждению, на котором настаивает христианская религия, а именно, к убеждению в том, что только она — истинна.

Другой путь — обращение к апологетике христианства и христианским свидетельствам. Он позволяет изыскивать аргументы в пользу того, что христианский Бог — Бог истинный, что Библия — Его откровение и что христианская религия — истинная религия. Множество разных аргументов можно привести, доказывая, что Библия — Слово Божье. Обычно напоминают: Откровение в Библии, когда оно шло от Бога, каждый раз сопровождалось сверхъестественными знамениями и чудесами, и тем самым доказывалась сверхъестественность его Источника. Так, в природе творились великие потрясения, когда на горе Синай Бог даровал Закон народу Израиля. Или когда возвещалось о Христе, свершалось Его Рождество или Воскресение, этому сопутствовали знамения и чудеса. Можно также указать, что Библия повествует о вещах, ведомых Одному Богу: сотворении мира, грядущих событиях,— обо всем том, что убеждает нас в Божественном происхождении Писания. Кроме того, хотя эту Божественную библиотеку, состоящую из шестидесяти шести книг, писало примерно сорок авторов на протяжении шестнадцати веков, Библия поражает нас удивительным единством, которое можно объяснить лишь тем, что умы этих простых смертных направлялись Богом. Или можно сослаться на недавние археологические исследования, принесшие нам замечательные свидетельства того, с какой точностью Библия ведет летопись исторических событий, Внимание может быть обращено на трансцендентальные понятия в Библии, оказываемое ею великое нравственное влияние на людей, чего не добилась ни одна из книг, созданных человеком, а посему речь идет о чем-то большем, нежели о книге, принадлежащей перу простых смертных.

Сама Библия местами прибегает к апологетике. Когда Илия возвестил, что Бога, Который ниспадет огнем на залитую водой жертву всесожжения, надлежит почитать как Бога истинного, он прибег к средствам апологетики. И когда Моисей во Второзаконии (18:22) провозглашает исполнение пророчества свидетельством его истинности, он использует апологетический аргумент. И когда Господь призывает неверующих уверовать истинного Слова ради, и когда сказано, что много Он сотворил чудес среди них, но все же они не уверовали, призыв был из рода апологетических. То, что Библия охотно прибегает к таким доводам, означает, что это эффективный метод, и к нему можно обращаться, опровергая тезисы противников. И в самом деле, христианская религия силой апологетики становится неопровержимой, и куда разумней поверить тому, чему учит христианская религия, нежели уверовать в противное. Апологетические доводы также снабжают верующего бесчисленными доказательствами разумности его веры.

И все же нам не пристало придавать слишком большого значения апологетике, рациональным доводам в пользу существования Бога или доказательствам того, что Библия — Слово Божье. В науках, подобных этике, правоведению, эстетике, философии и богословию, где окончательное суждение выносится по собственному разумению отдельной личности, всегда есть место для разных мнений. Глупец всегда может сказать себе мысленно: "Бога нет". Хотя христианин и в силах доказать, что его христианские воззрения ничуть не менее разумны, чем противоположные взгляды, в мире не существует универсального доказательства. Никому не дано доказать раз и навсегда, что Бог есть, или что Библия — Слово Божие, равно как никому не дано доказать противное.

Наконец, существует третий путь, ведущий к знанию, что Библия — Слово Божье. Это путь веры — основной путь, избираемый христианином. Как бы то ни было, христианин не станет искать окончательных рациональных оправданий для своей веры в Бога и Божье Слово. Неважно, сколько доводов ему удалось представить в пользу собственной правоты и насколько они хороши, христианин приходит к принятию Библии как Слова Божия вовсе не через лабиринт озадачивающих вопросов о том, существует ли Бог и Божье ли Слово Библия. Даже если христианину доведется путем рациональной аргументации прийти к заключению, что Библия — Слово Божье, это в лучшем случае вооружит его историческими познаниями, но не спасет веру. Одно дело сказать: "Взвесив все, я пришел к заключению, что Бог существует". Иное — возвестить вместе с христианином: "Верую в Бога Отца, сотворившего небеса и твердь земную". Вера христианина не зиждется на его собственном разумении, но пребывает в Боге. Посему такая вера — это боговнушенное убеждение, что Библия — Слово Божье. Как всякая вера она приходит по наитию свыше, западает в душу и покоряет ее убеждением, что Библия — Слово Божье, после чего человек не волен отречься от этой веры.

 

Как Дух Божий свидетельствует человеку?

Такое боговнушенное убеждение мы называем свидетельством Святого Духа душе верующего. Надо только отчетливо сознавать, в чем такое свидетельство состоит. Можно было бы представить, что Святой Дух просто озаряет светом наш ум, дабы мы сподобились видеть вещи в ином свете, и что это озарение споспешествует восприятию Библии как Слова Божия. Тогда мы удостоверимся, что озарение разума — пусть озаренного Святым Духом, но все же нашего разума, — основа нашей веры в Библию как во Слово Божье. И все же мы по существу останемся рационалистами. Мы верим, что можем доказывать и после озарения.

Однако следующее рассуждение делает подобный вывод в свете принципов кальвинизма невозможным. Прежде всего вера интуитивна. Она не возникает как итог последовательного размышления, но западает прямо в душу. Вообще-то, она могла бы быть рассудочной. Аристотель различает два вида суждения: одно развертывается в ходе умопостроений, другое достигается непосредственно по наитию.

Но вера — не только прямое и непосредственное движение души. Она признает что-либо за истину на основании не личной интуиции человека, а свидетельства другого лица, в данном случае — свидетельства Бога. Не так уж существенно, в какой степени этому сопутствует озарение. Вера всегда зиждется на Богосвидетельстве, а не на озарении верующего.

Опять-таки, спасительная вера отличается от веры вообще или исторической веры той важной особенностью, что она включает в себя элемент личного доверия — помимо чисто интеллектуального согласия с утверждением. Она укореняется в Боге.

Пожалуй, нам лучше всего сделать вывод, что свидетельство Святого Духа сердцу верующего состоит из следующих утвердительных и отрицательных положений: это свидетельство отнюдь не открывает верующему какую-то новую Божественную истину, новую мысль, дополняющую Библию. Суть его также не в том, что озарение разума и рациональная аргументация приводят верующего к выводу, что Библия — Слово Божье, и не в том, что оно побуждает верующего, познавшего на опыте силу Библии, уверовать в ее Божественное происхождение. Свидетельство Святого Духа явлено в том, что побуждает человека легко и свободно уверовать в Божественный авторитет, носительницей которого выступает Библия, повелевающая христианину как Слово Божие. Короче говоря, Святое свидетельство вселяет в душу христианина веру в Божественность Библии или, если употребить общепринятый латинский термин, — divinitas. И христианин обретает в Библии истину силой этого убеждения. Если вам вздумается искать первооснову этого убеждения и вопрошать, почему христианин верит, что Библия — Божественная книга, и почему он возлагает тем самым надежду на Бога, то, по выражению Германа Бавинка, христианину придется согласиться с тем, что он не в силах дать ответ. Иными словами, это — аксиома, одно из основных начал христианства.

После того, как христианин уверовал в Божественность Библии через свидетельство Святого Духа в его сердце, он может, и без сомнения сможет, своим просвещенным разумом, озаренным Святым Духом, также видеть вещи в ином свете и принять множество доводов, удостоверяющих разумность верования в Библию как во Слово Божье. Но никакой христианин никогда не будет основывать свою веру на этих доводах. Отцы Церкви, скажем, Августин или Ансельм, нисколько не грешили против истины, когда говорили, что fides precedit intellectum ("вера предшествует разуму").

Напомним также, что Святой Дух, вселяя свидетельство в сердце, не превращает Библию в полностью доказуемое писание, достоверность которого вы можете продемонстрировать от первого стиха до последнего. В силу ряда причин это немыслимо по самой природе задачи. В таких науках, как правоведение, психология, эстетика, философия или богословие, слишком многое зависит от личного суждения, меняющегося от одного мыслителя к другому, так что вы не можете, как в математике, аргументировать вашу точку зрения на позитивистский манер. Даже многое из того, чему учит Библия, хотя и рационально, лежит далеко за пределами наших наблюдений и разума, будь то описание сотворения мира или пророчества о грядущем. И опять же, многое из того, чему учит Библия, хотя и не антирационально (противно разуму), все же сверхрационально (выше разума),— например, учение о Троице и непорочном зачатии. Стало быть, главное в библейском учении имеет вечный характер, и вы веруете в это учение не потому, что ваш озаренный разум толкует вам о его истинности, но потому, что вы уверовали в Богосвидетельство, по которому все обстоит так, как записано в Его Слове. Так сказать, для утешения напомним, что никто не вправе уличить вас в ненаучности по той причине, что вы принимаете отдельные основные положения, не будучи в силах их доказать. Со всякой философской системой дело обстоит точно таким же образом. Если вы, исходя из этих недоказанных предположений, не соблюдаете критерий научности, то тем же грешат и все остальные.

В заключение позвольте мне остановиться на важности подобной позиции и на том, как она соотносится с высказываниями лучших мыслителей в истории христианства. Достаточно привести цитату из Вильяма Дж. Т. Шедда, широко известного специалиста в области систематической теологии из богословской семинарии "Ковенант" (Нью-Йорк). Говоря о вере и науке, он отмечает: "Прослеживая историю апологетики до сегодняшнего дня, мы осознаем, что ведущие умы были сверхнатуралистами или рационалистами по своим методам защиты христианства и рассуждениям о нем — в зависимости от того, принимали они или нет правило, выведенное сначала Оригеном, повторенное Августином и более всего применявшееся и закрепленное Ансельмом: fides precedit intellectum (вера предшествует разуму). В первом ряду мы находим имена Оригена, Августина, Ансельма, Кальвина, Паскаля. Во втором имена таких людей, как Скотт Эригена, Абеляр, Раймонд Луллий, у которых спекулятивные способности превосходили созерцательность и чья интуиция и участие в построении христианской доктрины были неадекватны, а в некоторых случаях фатально сомнительны".

 

 

Глава IV

СБАЛАНСИРОВАННОСТЬ СИСТЕМЫ

Исследуя кальвинистские взгляды, невольно поражаешься сбалансированности доктрин, в которые верит кальвинист.

 

Причины сбалансированности системы кальвинизма

Для многих богословских направлений бывает характерно предпочтение одной истины в ущерб многим другим. Так, методист старого поколения делал акцент на обращение, баптисты на крещение, милленарий наших дней уповает на второе пришествие Христа, а современный религиозный либерал — на социальную помощь. Кальвинист признает, что все упомянутые вопросы — важные элементы христианской религии, но он не настаивает на чем-либо одном в ущерб другому. На то есть совершенно определенная причина. Когда вы принимаете за основное начало религии какое-либо событие, скажем, обращение или крещение, либо оправдание верой, касающееся лишь спасения человека, должное равновесие в вашем богословии утрачивается. Но когда вы делаете, подобно кальвинисту, средоточием веры великую мысль о Боге как о Вседержителе, все становится на свои места и обретает свою долю значимости.

Но есть и другая причина, по которой кальвинист обладает способностью сохранять нужное равновесие. Бесспорно, что кальвинист не колеблясь включает в свои богословские верования логически противоположные, с виду противоречащие друг другу парадоксальные идеи. Кальвинист имеет репутацию мыслителя, сильного своей логикой. Тем не менее, поскольку он видит в Библии главнейшую опору, он не колеблясь вводит в свою систему идеи, трудно согласуемые с разумом, идеи, кажущиеся логически противоположными до тех пор, пока Библия дает ему право так поступать.

 

Примеры сбалансированности

Этот момент чрезвычайно важен. Он удерживает кальвиниста от одностороннего экстремизма. Для иллюстрации приведем несколько примеров. Возьмем предопределение и ответственность человека, как будто логически противостоящие друг другу. Жан Кальвин и его последователи чистосердечно верят в абсолютное предопределение. Но нигде вы не найдете, чтобы ответственность человека подчеркивалась более энергично, нежели в работах Кальвина и среди кальвинистов. Если бы вы спросили кальвиниста: "Но как вы примирите эти два понятия?", — он бы ответил: "В этом нет необходимости! Бог примиряет их, и мне этого достаточно". Хотя он может до известной степени пролить свет на эту гармонию, но по сути речь идет о тайне, и он оставит все как есть.

Или возьмем две другие противоположности: учение об избранности Богом, основанное на воле Божьей, и завет благодати, обращенный к ответственности человека, к его воле. Хотя решение этой проблемы сопряжено с трудностями, нам не найти иной Церкви, которая бы поддерживала то и другое более ревностно, чем кальвинисты.

А теперь поразмыслим о вещах, кажущихся противоположными по их действию на человека, а именно — о грехе и благодати. Нет такой системы, которая бы ставила грешного человека так низко, как это делает кальвинизм со своим учением о всеобщей греховности. Но никто не ставит христианина на более высокий пьедестал и не спрашивает с него больше, чем тот же кальвинист.

Можно упомянуть о вечном споре относительно духа и материи. Материалист всегда стремится низвести дух до уровня материи. Пантеист-идеалист считает, что материю порождает дух. Кальвинист, не колеблясь, признает дуализм материи и духа. Он утверждает, что это отдельные субстанции, сотворенные тем же Богом, но отличные друг от друга так же, как они отличаются от Бога-Творца.

Другое очевидное противоречие состоит в уходе от мира и культуры. Если мирянин не видит проку в уходе от мира, то иные христиане на этом настаивают, не понимая, что их призвание — участвовать в культурном развитии мира, их долг оказывать влияние на общество. Кальвинизм занимает здесь взвешенную, сбалансированную позицию, поддерживая и то, и другое, как и требует Библия.

Наконец обратим внимание на контраст между интеллектуализмом и мистицизмом. Люди зачастую в своей религиозной жизни склонны либо к одностороннему интеллектуализму, либо к эмоциональному восприятию. Воздавая Кальвину и его последователям похвалы, одни провозглашали их интеллектуалами, другие мистиками, а третьи — волюнтаристами, поскольку кальвинисты подчеркивали значение воли в религии. Несомненно однако, что кальвинисты достигли гармонии в своей религиозной системе, во всех ее аспектах. Нет нужды отмечать, что кальвинисты не всегда строго соблюдали требования кальвинизма. Временами они впадали в крайности, односторонне подчеркивая значение разума, воли или эмоций. При этом они отходили от кальвинизма, предполагающего их гармоническое сочетание.

Исторически кальвинизм показал себя системой с огромным потенциалом. Поэтому он мог, двигаясь как бы "по касательной", охватить эти противоположности, вообще говоря, с трудом интегрируемые в систему. Это дало ему возможность удержаться от крайних, радикальных позиций и сохранить должное равновесие.

 

 

Глава V

ГЛАВНЫЕ БОГОСЛОВСКИЕ ДОГМАТЫ

В предшествующих разделах речь шла о предметах, касающихся всего кальвинистского движения в целом. Обратимся теперь к началам кальвинизма в их более конкретном приложении в таких сферах, как религия, политика, общество, искусство,— и к связанным с этим проблемам.

Начнем с религии. Нет смысла перечислять все, относящееся к теме. Кто стремится подробнее узнать об этом, найдет обильный материал в трудах, посвященных реформатской догматике и принадлежащих перу таких именитых богословов, как Абрахам Кайпер, Герман Бавинк, Чарльз Ходж, Герхардус Вос и Луис Беркхоф. Позволю себе сослаться на два труда, где читатель найдет отличный свод богословских догматов кальвинизма. Один написан Л. Беркхофом — это "Руководство по реформатской доктрине", другой Ч. Хеджем и называется "Очерк богословия" (переработанный и расширенный). Мы же займемся лишь главными моментами кальвинистской религии.

 

Бог и Библия

Если и есть христианин, превыше всего ставящий веру в Бога, так это кальвинист. Все его помыслы обращены к Богу, золотой нитью веры в Которого выткано все кальвинистское богословие. Все зиждется на Боге. Религия, хотя она и благословляет человека, существует не для человека, но, в конечном счете, для Бога. От Него и через Него, и в Нем — все сущее.

Посмотрим, что думает кальвинист о мире сотворенных вещей. Он не только верит, что мир сотворен Богом, он верит также, что все, что совершается в нем, будь то в природе или в человеческой жизни, есть раскрытие Божия замысла. Даже грех не случайность. Бог намеренно допустил грех. Он дает ему совершаться в соответствии с присущей ему природой, сдерживая его во имя Собственной славы.

Бог трудится над Своим творением двумя путями. Во-первых,— через обычные процессы и явления во Вселенной. Люди, пусть даже грешные, и природа действуют свободно, согласно своим внутренним побуждениям или законам. Однако действия их вторичны: за ними стоит Бог. Первопричина всего сущего. Он, не принуждая эти вторичные элементы действовать противно их природе и выбору, направляет все так, как это и происходит во Вселенной. Второй способ, которым Бог действует в мире, — чудотворный: высшее откровение, боговдохновение, чудеса, Боговоплощение, физическое воскрешение, рождение свыше и освящение. Кальвинист — видит ли он обычные явления или чудесные откровения свыше — все это он возводит к Богу и признает исходящим от Него.

Поскольку кальвинист высоко ставит великую идею Бога, это проявляется и в его отношении к Библии. Библия — не только Книга, которая возвещает кальвинисту, как ему спастись. Для него это — Книга Бога, Который беседует с ним на каждой странице и открывает Свой замысел о спасении человека и его долге перед Богом в каждой сфере жизни

 

Человечество

Когда мы доходим до познания человека, нас вновь озаряет мысль о Боге. Даже безгрешный человек — ничто по сравнению с величием Бога. Целые народы значат не более, чем легкая пыль на весах. Безгрешный человек всецело подчинен Богу. А падший человек? Он полностью растлен, не годен ни на что доброе и склонен к дурным поступкам. Но грешник понуждается Божьей благодатью к свершению дел, которые его душа, предрасположенная ко злу, иначе не пожелала бы свершить. Речь идет либо о внешнем понуждении, идущем, скажем, от власть предержащих, от страха перед карой или мнением людским, либо о себялюбивых соображениях, что, дескать, добрые дела себя окупают, или же, наконец, о любви к человеку близких ему людей. Подобные ограничения и побуждения делать добро на благо человеческого общества исходят не из добродетелей обычного человека, но из всеобщей Божьей благодати. Поэтому, все что мы видим хорошего в мире, в обществе, искусстве, науке, политической жизни, пусть даже в языческих странах, кальвинист прямо относит к Богу как его источнику, но не к грешной душе человека.

Кроме того, греховное состояние человеческой души не может измениться иначе как в результате преображения свыше. Человек привязан к своим грешным делам, как пьяница к рюмке, так что он не может и не желает сам обратиться к Богу. Бог побуждает вас вершить угодное Ему дело.

Поразмыслите с усердием над искуплением через Христа, и вы убедитесь, как высоко вознесена мысль о Боге. Замысел искупления не зародился в уме человеческом, ибо человек никогда бы не обратился к Богу сам по себе. Это было предначертано Богом. Спаситель ниспослан Богом. Иисус не просто добавил к нашему спасению то, чего мы сами не могли бы достичь. И пострадал Он не за то, за что мы сами мости бы пострадать. Он сделал все. Иисус подчинился Своему Отцу Небесному во всем и исполнил все, что было нужно, дабы снискать нам вечную жизнь. Он принял на Себя всю кару за грех, чтобы очистить нас от него. Поэтому спасение становится единственно Богоданным даром свободной благодати без всякой заслуги с нашей стороны.

Разовьем эту мысль дальше. Кто-нибудь скажет: "Бог замыслил спасение и нашел его во Христе". Теперь выбор принятия или отвержения остается только за мной. В известном смысле это действительно так. Но кто вынуждает христианина принять Христа? "Все мы блуждали и совратились — каждый на свою дорогу". Так, Христос ниспосылает Святого Духа в наши неподатливые души, возрождает в нас веру и вселяет любовь к Богу, равно как и новые упования и чаяния. Он делает это с неодолимой силой. Мы занимаемся нашим собственным спасением только потому, что Бог внушает, что мы должны желать и действовать по благоволению Божию. Дело искупления по существу — дело Бога. Бог Отец замыслил это. Бог Сын заслужил, а Святой Дух исполняет, возрождая душу и жизнь человеческую. В то время как либерал объясняет полное спасение человека его собственными усилиями, арминианин признает за Богом только часть заслуги, а остальное за человеком, кальвинист отдает Богу всю славу спасения. Даже тем, что человек совершает во спасение своей души, он обязан Богу.

 

Церковь и Дух

Другая нерешенная проблема, предмет спора кальвинизма в пору его становления и католического Рима — учение о Церкви. Если мы исследуем взгляды кальвиниста на Церковь, то сосредоточение на Боге становится опять-таки весьма очевидным. Католик, похоже, начинает оттуда же, откуда и кальвинист, когда речь идет о сверхъестественном спасении, отдаваемом полностью в руки Бога. Католик верит, что в естественных делах человек может творить добро чисто по-пелагиански, но его спасение целиком зависит от Бога. Кроме того, между Богом и человеком католик помещает священника в качестве лица, раздающего свидетельства о спасении. Папа — представитель Христа на земле. Он носит папскую тиару или тройную корону в знак того, что он — властитель над Церковью, государством и чистилищем. Церковь раздает надежды на спасение через таинства. Если вы желаете очиститься от первородного греха, вы получаете очищение в Церкви через таинство крещения. Прощение повседневных грехов предполагает покаяние или исповедь священнику. Духовную силу придает месса. И так далее. В деле вашего спасения вы полностью зависите от Церкви. Даже для того, чтобы найти верный путь спасения, вы не можете прямо обратиться к Библии, но Церковь должна вам ее растолковать.

Там, где католик помещает Церковь, кальвинист видит Святого Духа. Дух Божий озаряет нас таким образом, что обновленный человек приобретает необходимую ясность мысли, чтобы, вопрошая Библию, познать путь к спасению. И прямо от Святого Духа на христианина нисходит именно столько благодати, сколько ее передается, если верить католикам, через установленный Церковью канал. Сама Церковь не отождествляется с конкретной деноминацией или кругом служителей, но объединяет истинно верующих всех времен и стран — братство Христово, правомочное избирать собственных служителей, если они образуют церковь в каком-нибудь отдельном месте.

Управление Церковью — другой важный элемент кальвинизма, которому основной принцип — верховенство Бога — придает особый оттенок. Это прежде всего верно в том, что касается власти и свободы. Коль скоро Христос — Глава Церкви, Он — полноправный Властелин, Чье желание — закон для всех церквей. Поэтому Церковь должна быть устроена, как во времена Апостолов. Церковная дисциплина вводится не просто для того, чтобы избавить Церковь от неугодных, но чтобы укрепить верующих в учении и неукоснительном послушании воле Христа. Одновременно с этим, система обеспечивает наивысшую степень истинной свободы. Существует свобода для мирян, не являющихся субъектом клерикальных установлений, как в римско-католической системе. Миряне выбирают своих собственных пасторов, и как пресвитеры управляют своими собственными церквами вместе с пасторами. Существует свобода для отдельных церквей. Над ними не властвует иерархия, как в римской системе, их лишь контролирует местная консистория. Даже синоды обладают не высшими, но лишь более широкими правами, и по существу являются объединенными или федеральными консисториями. Предусматривается свобода для Церкви по отношению к государству. В то время как католики делают все, в том числе и государство, подвластным папе как главе Церкви, а лютеране и другие подчиняют Церковь государству, кальвинисты не щадили себя, пока не отвоевали свои церкви у государства. Они верят, что Бог делегировал власть государству, Церкви и другим социальным группам так, что каждая из них автономна в собственной области.

 

Нравственность

Есть еще одна заслуживающая упоминания черта кальвинистского богословия. Речь идет о том важном месте, которое в нем занимает нравственность, или, иначе, христианская этика. Если вы сравните кальвинизм с католицизмом или лютеранством, анабаптизмом или современным фундаментализмом, то увидите, что именно кальвинизм более других отводит место нравственности, о чем знает всякий, кто знаком с историей этих религиозных течений. Тому есть причина. Центральное место в богословии католика занимает Церковь. Поэтому важно, чтобы член этой Церкви был хорошим прихожанином. Остальное менее существенно. Лютеранин или фундаменталист делают упор на различные аспекты спасения человека. Вопрос спасения становится важной проблемой. Некоторые современные фундаменталисты, как анабаптисты прошлых веков, утверждают даже, что религиозный закон более не имеет силы для христианина, а это порождает тенденцию к нравственной беспечности. Но когда вы ставите Бога в центр вашей веры, где все имеет своей целью Бога и Его славу, как убежден кальвинист, тогда спасение становится завершением духовного движения к Богу. Не удивительно, что тот, кто, подобно кальвинисту, ставит Бога в центр всего, привержен и более высоким этическим нормам, чем другие христиане.

Однако есть и другая причина того, что нравственность занимает особое место в душе кальвиниста. Он сознает свою полную греховность. Другие течения в христианстве постоянно приписывают человеку некую присущую ему самому силу. Но чем больше вы полагаетесь на себя, тем меньше — на могущество Бога. Веря в полное грехопадение человека, кальвинист как никто другой подчеркивает участие Святого Духа в очищении от порока. Кальвина недаром называли богословом Святого Духа, ибо он всегда настаивал на необходимости участия Святого Духа во всех случаях освящения. Это объясняет также, почему такое внимание уделяется предопределению. Если спасение — дело одной только свободной благодати, исходящей непосредственно от Бога, то Бог должен был решить спасти человека заранее, а это и означает предопределение. Зависимость морали человека от Божия всемогущества очевидна. Человек, сознающий свою беспомощность, будет полагаться на Бога в главном и посему многие из сокровищ Божьей благодати употребит для нравственных свершений (Ис. 57:15; Пс. 50:17).

Заповедание Богоугодной жизни восходит к библейскому учению о завете благодати. Этот завет подчеркивает два обстоятельства: спасение полностью дано по благодати, и оно предполагает добропорядочную жизнь, заповеданную Богом. Соблюдение завета зависит от того, насколько в данной общине процветает истинный кальвинизм.

Приведем еще один пример значения морали для кальвиниста. Кальвинист верит, что, когда Бог спасает человека, Он спасает его всего, во всем многообразии его жизненных интересов. Поэтому человек должен быть всецело предан Божию делу — не только тогда, когда он молится в церкви, но и тогда, когда он заключает деловую сделку или занимается какой-либо политической или общественной деятельностью. Это касается всех сфер жизни. Вся она направляется Богом: политика, социальные, производственные отношения, образование и искусство — в центре всего должен присутствовать Бог. Нет такой области жизни, где высокая мораль была бы необязательной! Бог должен властвовать над всей жизнью. Не только личная, но и социальная этика исходит из этого.

Так религия достигает своего апогея: Бог — в центре жизни, спасение дается только Богом, все в жизни свершается во Имя Бога силою, которую дает Бог. Более высокий идеал религии немыслим.

 

 

Глава VI

ВСЕОБЩАЯ БЛАГОДАТЬ

Исследование человеческой жизни, особенно той, которой живут язычники и неверующие, — очень важная проблема. С одной стороны, в Библии встречаются высказывания, описывающие язычников и неверующих как ненавидящих Бога и друг друга, неспособных на добрые деяния и не желающих их совершать, склонных ко всему греховному и совершенно порочных. С другой стороны, нормы жизни, которых придерживаются многие язычники и неверующие, как будто опровергают библейскую оценку. В этой связи, Кальвин предельно четко вскрывает противоречия и проблемы такого образа жизни.

"Если мы верим, что Дух Божий — единственный источник истины, мы никогда не опровергнем саму правду и не пренебрежем ею, когда бы она ни открылась, если мы только не хотим оскорбить Божий Дух... Будем ли мы отрицать свет истины в учениях древних законников, которые дали нам столь справедливые основы гражданского порядка и государственного устройства? Будем ли утверждать, что философы были слепы в своих тонких наблюдениях и научном описании природы? Будем ли утверждать, что те, кто учил нас с помощью искусства логики высказывать мнения сообразно с разумом, сами не могли понять себя? Будем ли обвинять в безумии тех, кто, изучая медицину, усердствовал ради нашего блага? А что мы скажем о математике? Сочтем ли мы ее бредом сумасшедших? Скорее наоборот, читая произведения древних, посвященные этим предметам, мы не можем не выразить своего восхищения. Мы восхищаемся ими, и нам приходится признать, что они и вправду великолепны! Но сочтем ли мы похвальным или великолепным все то, что не признаем исходящим от Бога?".

 

Как объяснить "выдающиеся" деяния людей, не возродившихся духовно?

Как решить проблему порочности, которую Библия приписывает не возродившимся духовно и как объяснить выдающиеся свершения, принадлежащие тем же не рожденным свыше или пребывающим в язычестве? Мы не можем отнести эти свершения на счет "выдающихся" выдающихся пороков. Грех не дает столь хороших плодов. Кальвин, сославшись на то, что Павел в Послании к Римлянам (3:10-18) говорит о природной греховности людей, так описывает действие греха на первобытного человека: "Нет такого яростного зверя, которого бы сотрясало столь неукротимое бешенство, нет реки, пусть даже быстрой и неистовой, которая могла бы так буйно выходить из берегов".

Как же оценить славные деяния язычников и других не преобразившихся духовно людей? Мы не можем принять мнение пелагиан, согласно которому человек все еще способен творить добро, если он того пожелает,— подобно Адаму до грехопадения. Библия такое мнение отвергает. Не можем мы принять и утверждение арминиан, что Бог ниспосылает падшему человеку достаточно из прежней благодати, чтобы тот мог по своей природе и выбору искать спасение и творить добро. Не можем принять и мнение католиков, полагающих, что человеку надобна сверхъестественная благодать Божья только для дела спасения. Что же касается обычных добрых дел в повседневной жизни, то они-де совершаются почти в полном соответствии с учением пелагиан.

По Лютеру и Кальвину, человеческая природа слишком порочна, чтобы ждать от нее добра в любой сфере деятельности, и это вытекает из нее самой. Грех, как неукротимое животное, все бы разрушил и разорил. Если бы греховная природа человека нашла себе окончательный выход, общество превратилось бы в сумасшедший дом. Немецкие концентрационные лагеря и жестокости коммунистов не оставляют сомнения, что грешная природа человека будет порождать зло, если всеобщая благодать не преградит ей путь.

Но тогда как оценить похвальные и отменные деяния, обнаруживаемые нами в языческом мире, где природа людей столь порочна? Кальвин ответствует: "В Своем избраннике Господь исцеляет эти недуги... В иных же Он ограничивает их действие, дабы упредить их бурное развитие настолько, насколько почитает необходимым для сохранения мира. И так одни из стыда, а другие из страха перед законами удерживаются от того, чтобы не угодить в разного рода скверны, хотя им почти не дано скрыть свою нечестивость, еще одни, думая, что добродетельная жизнь — выгодное занятие, испытывают к ней определенное, хотя и слабое влечение, некоторые идут дальше и преуспевают больше, чем обычно, так что своим величием могут привлечь простой народ к исполнению долга. Тем самым Бог Своим Провидением обуздывает порочность и удерживает ее от проявления вовне, но не очищает изнутри".

Дело в том, что человек, хотя и порочный, все же озарен светом Божия откровения в природе (Рим. 1:19-32). У него есть совесть. Правительства призваны "обуздывать распущенных людей" и содействовать поддержанию "благопорядка и благопристойности" в человеческом обществе. Люди руководствуются общественным мнением, пониманием ценности и преимуществ истины, добропорядочностью, чувством прекрасного, хотя исходят они при этом не обязательно только из праведных мотивов или целей. Люди воздерживаются от свершения зла, к чему склоняет их греховная природа, из страха перед наказанием, а также в расчете на вознаграждение за дела, вступающие в противоречие с их греховной природой и сообразные с законом.

 

Можно ли назвать "добром" эти плоды всеобщей благодати?

Можем ли мы говорить, что неверующие и язычники делают добро, когда они совершают деяния, внешне сообразные с законом, те "похвальные и отменные" деяния, о которых говорит Кальвин? Ответ зависит от определения понятия "добро". Ведь мы имеем дело с добром не просто тогда, когда свершение, по видимости, целиком согласуется с требованиями закона, но когда человек творит его с чистыми намерениями. Человек, к примеру, совершает поступок, который, на взгляд его приятеля, не противоречит закону, делая это с целью завоевания его доверия. Но такой поступок не отвечает критериям истинного добра. Цель и намерения должны быть столь же добродетельны, как и внешний акт. Стало быть, добро можно определить как нечто, исходящее из благочестивого сердца, сообразное с законом Божьим и содеянное во славу Божью. Деяния, для которых нужны чистые намерения, чистая цель и чистый поступок, не может совершить ни язычник, ни неверующий.

Теперь сделаем еще один шаг. Может ли верующий творить такое добро? И снова мы скажем: "Нет". Ибо деяние даже верующего никогда не идет от совершенно чистого сердца и не совершается из абсолютно чистых намерений. Гейдельбергский катехизис еще более категоричен (День Господень 23, вопрос 60). В нем христианин исповедует грехи: "Я тяжко согрешил против всех Божьих заповедей, не соблюдал ни одной из них и все еще склонен предаваться пороку". В таком смысле ни верующий, ни неверующий не могут творить добро. Как сказал Иисус: "Никто не благ, как только один Бог" (Лук. 18:19).

Но та же самая Библия, которая отказывает во благе всякому, кроме Бога, иногда именует людские дела "добрыми". Она говорит о христианах как о "ревностных в добрых делах". Тавифа "была исполнена добрых дел" (Деян. 9:36). Лука говорит, что Тимофей учил состоятельных христиан "богатеть добрыми делами" (1 Тим. 6:18). Христиане, хотя и не совершенно безгрешны, хранят безгрешное начало в сердцах и, не будучи совершенно чисты в своих намерениях, обладают по крайней мере основой такой чистоты. Дела неверующих не вдохновляются этим благочестивым принципом, поскольку его нет в их сердце. Хотя они могут испытывать любовь к семье и любить тех, кто их любит, но никогда не бывают движимы истинной любовью к Господу или стремлением жить ради Него. Посему их деяния нельзя назвать добром, даже в том смысле, в каком называются дела христиан.

Но Библия говорит о "добрых" делах и еще в одном смысле. Это бывает тогда, когда само деяние, подчас даже внешне сообразное с Божьим законом, на самом деле продиктовано самолюбием, гордостью или боязнью кары. В этом смысле дела Ииуйя, Иоаса и других жестоких людей Библия иногда также называет добрыми (4 Цар. 10:29,30; 12:2, 14:3, Лк. 6:33).

Итак, Бог разными средствами обуздывает дурные страсти, допускает многие, внешне добрые дела, совершаемые людьми, не преобразившимися духовно, понуждая их делать то, к чему их грешная природа не склонна. Все это кальвинист именует всеобщей благодатью. Она "всеобща", потому что не предназначена для одной группы в виде милости, но дарована всем людям, хотя и не всем в равной мере. Если на долю одного может выпасть больше особой благодати, чем на долю другого, то, соответственно, всеобщая благодать не делится поровну. Так, Кальвин сравнивает Камилла, римлянина, щедро удостоенного благодати, с Катилиной, которому ее досталось мало.

 

Могут ли эти дела быть плодом благодати от Бога?

Но может ли быть названо истинной благодатью влияние Бога, обуздывающего порочные страсти и подталкивающего человека ко внешнему добру? Что есть благодать? Новозаветное charis, переводимое в нашей Библии словом "благодать", имеет самые разнообразные значения, часть которых не входит в круг нашего рассмотрения. Здесь важно отметить, что это слово может означать в Библии: 1) благоволение Бога к кому-либо; 2) незаслуженное расположение; 3) любовь, вселяемую Богом в сердца избранных Им, после чего они должны уверовать и обратиться; 4) добрые дела, которыми мы обязаны благоволению или благодати Божьей.

Для нас важно одно: являет ли Бог Свою благодать, Свое благоволение, какую-либо благосклонность или же любовь тем, кто не возродился духовно, особенно тем, кто не удостоился избрания или является заклятым грешником? Скажем сразу, заклятых грешников никогда не коснется Божья благоволение — только гнев Божий. Бог славен Своим правосудием, явленным в вечной каре для грешников. В Библии немало стихов, выражающих гнев Бога против грешников. Однако Библия выражает и благоволение, даже любовь Бога к грешникам, не удостоенным избрания. В Послании к Римлянам (2:4) Павел говорит о великодушии, благости Бога, жалеющего обреченных. "Великодушие" означает здесь "доброту от Бога", а не просто доброту. Это ясно не только из значения слова "благость", но и из употребляемых синонимов "кротость" и "долготерпение", также выражающих отношение Бога. В Псалме 144 читаем: "Благ Господь ко всем, и щедроты Его на всех делах Его (144:9). Лука поучает нас: "Любите врагов ваших... и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым" (6:35).

Но как может Бог любить и ненавидеть тех же самых людей одновременно? Если Он ненавидит злых, отпетых негодяев и должен покарать их за грехи, можно ли говорить в каком бы то ни было смысле, что Он любит их? Исходя из строгой логики супралапсариев, я вижу в этом реальную проблему. Ибо, с этой точки зрения. Бог еще до начала времен решил Своим первым установлением прославить Себя в любви и благодати к сосудам благочестия. Богоизбранным, и в карающем правосудии для сосудов гнева, то есть обреченных на уничтожение отверженных. За сим, во втором установлении. Бог решил сотворить эти сосуды (благочестия и зла). Отметим, что, по логике супралапсариев, нечестивые были задуманы как сосуды зла. Они, никогда не являлись предметом Божией любви. Согласно же трактовке инфралапсариев. Бог задумал создать человеческие существа как объекты Своей любви. Затем Бог решил допустить грехопадение и Своей любовью к избранным спасти их, в то время как других, неизбранных, покарать Своим гневом за их грехи. Посему Бог может любить неизбранных как Свое творение. Аналогичный пример — образ праведного отца, чье сердце истекает кровью при виде блудного сына, которого он должен изгнать за его прегрешения.

Кальвин разделяет эту вторую точку зрения и задает вопрос: "По какой причине столь удивительно, столь Божественно Он ненавидел и любил нас в одно и то же время? Он ненавидел нас, далеких от того, какими Он сотворил нас. Но, коль скоро наше беззаконие не уничтожило в нас до конца Его дело, Он мог в каждом из нас одновременно ненавидеть то, что мы совершали сами, и любить то, что исходило от Него". Отвечая клеветникам, отвергавшим его взгляд на тайное провидение Бога ("Клевета I"), Кальвин утверждает: "Несть числа доказательствам любви Бога ко всему человеческому роду, и все свидетельствует о неблагодарности тех, кто погибает или близок к гибели. Однако это не объясняет, почему Бог не ограничил Свою любовь любовью к тем немногим, кого Ему в Его бесконечной милости угодно избрать среди прочих. Когда Богу было угодно принять в Свое лоно Авраамову семью, Он совершенно явно свидетельствовал, что не одаривает все человечество любовью в равной мере... И, во-вторых, если Бог любит Себе подобных, отсюда также следует Его право отвергать, будучи справедливым Судьей, тех, кому, как самый Милосердный Отец, Он тщетно выказывал свою любовь и снисхождение на протяжении всей их жизни".

Так из Священного Писания и из учения Кальвина мы узнаем, что Бог милосерден, исполнен благодати и к неизбранным, и эта всеобщая благодать однажды усугубит кару, если человек не употребит ее к раскаянию и богоугодной жизни.

 

Преимущество кальвинистских идей

Из кальвинистского учения о всеобщей благодати можно сделать вывод о ее весьма важных преимуществах. Анабаптист удаляется от мира, осуждая его как проявление зла, царящего в нем вследствие козней дьявола. Пелагианец и католик силятся доказать, что наука, искусство и ремесла — плоды добра, которое еще дано совершать обыкновенному человеку. Но кальвинист видит повсюду — в языческом мире и среди верующих, везде, где наука, искусство и культура достаточно возвысились, — деяния Святого Духа, ниспосланные человеку, вопреки порочности его души, дары Бога.

Кальвинист благодарно принимает эти плоды как знаки Божьей благодати и умножает их для Царства Божия. Не удаляться от мира и не уподобляться миру, но почитать своим делом употребление даров благодати во славу Божью и для построения Его Царства, — таков долг и прекрасный идеал каждого доброго кальвиниста.

 

 

Глава VII

ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА

Словарь определяет культуру, как "любой акт культивирования или результат культивирования". Затем объясняется, что означает культивирование: "Наставление, воспитание, приучение к дисциплине, облагораживание, ведущее ко всякого рода улучшению, будь то растение, животное или человеческое существо. Можно говорить о культуре растений, цветов, пчел и тому подобном. Однако в более ограниченном смысле слово "культура" означает именно "человеческую культуру". Под этим подразумевается всякое развитие человеческих существ, ведущее к их усовершенствованию, просвещению, приобщению к дисциплине, что достигается интеллектуальным и нравственным воспитанием, обучением, привитием хороших манер и вкуса.

Как видим, слово "культура" имеет самое широкое применение. Обычно мы употребляем его в более ограниченном смысле, отнесенном к человеческим существам. Но даже тогда это слово имеет ряд значений. Для кого-то речь идет о чем-то большем, нежели элегантность. Когда человек приобретает внешний лоск благодаря доступу в высшие слои общества, усваивает некоторый набор фраз, приобретает изысканные манеры и одевается по последней моде, кто-то, возможно, назовет его культурным человеком. Другие называют этим словом людей, обладающих чувством прекрасного и имеющих склонность к искусству, будь то архитектура или живопись, поэзия или музыка. Третьи связывают свое понимание культуры с развитием научных знаний, а также с умением человека владеть своими чувствами, повиноваться закону и подавлять низменные порывы своей натуры. Наконец, есть и такие, кто отождествляет культуру с любовью к художественной литературе. О каждом, кто начитался книг, говорят как о культурном человеке.

Слабость всех этих определений в том, что они фрагментарны и обращают внимание на совершенствование только одной стороны человеческой жизни. "Человек всесторонней культуры — это тот, кто наиболее полно созрел в каждой сфере своей жизни, так что ему под силу выполнить свое назначение". Тем самым подлинная культура имеет дело с развитием не одного, но всех аспектов человеческой жизни.

Важно отметить, что культура всегда подразумевает идею совершенствования, а не просто развития. Топси из "Хижины дяди Тома" "только подросла", — она не стала культурной. Великое содержание культуры или, скорее, ее инструменты, — это не просто механические и химические силы природы, но наука, искусство, техника, этика, закон, государство, которые всегда есть продукт деятельности человеческого разума.

Точнее говоря, это деятельность человеческого разума, приложенного к силам природы и возносящего творение посредством человеческих сил на новые и более величественные высоты. Культура — исполнение наказа, данного Творцом человеку, венцу Божьего творения в саду Эдема, который Бог велел человеку возделывать и хранить (Быт. 2). Человек был создан по образу и подобию Божию. Поскольку Бог — Владыка Вселенной, сотворивший ее неисчерпаемые глубины, Он дал человеку. Своему подобию, контроль над природой, вручил ее во владение ему и обязал его: "Покоряй природу и постигай огромные возможности, заложенные в ней и в тебе самом". Культура — исполнение этого Богоданного наказа. В соответствии со своим культурным призванием, человеку надлежит добывать исходные материалы в природе, подчинять их своим замыслам, заставляя служить своим целям, обнаруживая скрытые в природе возможности, облагораживая и поднимая ее на более высокий уровень. Достигнув таким образом совершенства, человек должен сложить все свои культурные завоевания к ногам Того, Кто властвует над человеком и природой. Того, Кем и для Кого сотворены люди и все в мире.

 

Культура в безгрешном мире

Если бы человек остался в раю, не узнав греха, ему все равно была бы заповедана культура. Понятию "культура" должно быть придано всеобъемлющее значение, с тем, чтобы соотнести Богоданный наказ с миром, который был отдан во власть человеку. Человек должен был бы исполнить наказ трижды: по отношению к природе, к себе и человечеству. Он властвовал бы над природой и раскрыл бы все ее возможности. Он созидал бы в себе образ Бога. И, являясь членом человеческого сообщества, внес бы свой вклад в развитие огромных духовных возможностей человечества как единого целого, чего не достигнуть, когда индивиды действуют в одиночку.

Давайте рассмотрим Божий наказ созидать культуру, как если бы в раю не случилось никакого грехопадения. Размышляя о культуре в безгрешном мире, мы, может быть, лучше поймем, чем она должна быть в идеале.

Первое, без чего нет культуры, это — труд. Ибо культура предполагает развитие, реализацию всех возможностей творить добро, возвышение вещей тварного мира и человека. Это, конечно, не достигается без труда. Но труд должен производить не просто изменения, но улучшения. Иначе это не культура. Всякий труд, который совершенствует и раскрывает возможности добра в мире, способствует великому делу культуры.

Прежде всего, как, может быть, самое важное, надлежит упомянуть наказ возделывать землю — занятие, известное как земледелие. Земледелец обрабатывает землю и развивает ее способность давать урожай. За агрокультурой следует бизнес, часто называемый обменом или торговлей и состоящий в обмене плодами культуры, так что человек может куда больше наслаждаться плодами сотворенного мира, чем если бы он трудился в нем один. Далее идет промышленность, производство, работа с механизмами — труд, который в безгрешном мире имел бы свои аналоги. С помощью машин и механизмов человек обретает способность быстрее и эффективнее развивать возможности, которые природа хранит для него. Все эти виды труда существенны для исполнения культурного наказа, данного человеку при его сотворении.

Но есть и другие виды труда, где преобладают усилия человеческого ума и где сравнительно меньше физических усилий. Когда мы говорим о "культуре", то чаще всего имеем в виду именно эту область, где разум человека более активен. И это естественно, ибо культура — всегда торжество человеческого разума над природой, особенно над ее механическими и химическими силами. Стало быть, говоря о природе, мы прежде всего обращаемся к произведениям науки и искусства. Именно в сфере науки и искусства мы наблюдаем величайшие примеры торжества человека над природой.

 

Культура и наука

Давайте обратимся прежде всего к миру науки. Не к какому-то частному ее виду, но ко всей науке, ко всем естественным и гуманитарным дисциплинам, любым, какие только можно себе представить.

Повсюду вы обнаружите человеческий разум, вовлеченный в познание дел творения — тела или души, материальных или духовных явлений; и при этом увидите, какова природа каждого предмета, в чем его суть, как он соотносится с другими предметами, к какому классу принадлежит и каким образом является составной частью мира.

Задача науки тем самым существенно напоминает нам наказ, данный Богом Адаму, когда Бог повелел животным пройти перед ним. Делом Адама было открыть природу каждого животного и сообразно с этим дать ему имя. Таково и дело науки. Она не создает объекты, но берет вещи, сотворенные Богом, исследует их, открывает их существо и взаимосвязь и затем дает имена сообразно своему заключению.

Наука продолжает то, что делал Адам при сотворении, изучая вещи и называя соответственно их роду. Лишь одна наука имеет несколько отличную цель, а именно — философия. В то время как любая другая наука имеет свою особую предметную область, философия, именуемая также наукой об универсалиях, стремится определить, как включается каждая из этих специальных наук в сложное целое, в систему мироздания. Если философия права в своих выводах, она тождественна с тем, что Библия говорит о единой природе Вселенной.

Есть и другой аспект данного науке наказа, более практический. Дело ее не только выявлять суть предмета, но также открывать его значение для жизни, находить ему практическое применение. Когда у ученого возникает какая-либо существенная идея, он должен освоить ее, как и все на земле, и сделать полезной для человека. Что проку в чисто абстрактном мышлении? Нужно показать его значение для жизни. Величайшая практическая польза, в которой все науки находят свое окончательное разрешение и завершение, состоит в том, что мы возлагаем все то, что покорено силой науки, к престолу великого Творца Вселенной.

 

Культура и искусство

Существует еще одна сфера, где власть разума над силами природы выступает особенно ярко. Это — мир искусства. В то время как наука исполняет наказ открытия сути вещей, искусство само стремится придать идее видимую или чувственную форму. Искусство имеет дело с символами. Его назначение — воплощать идею или образ природы, который складывается в воображении художника, придающего замыслу видимую форму, что позволяет нам максимально полно оценить эту идею. Задача художника представлять природу не только в образах, изменяющихся на глазах, но и в идеальном виде. Художник отражает в произведении искусства возвышенное представление о том, что могло бы проявиться в природе, если бы ее возможности были раскрыты. Тем самым искусство вносит свой вклад в дело культуры, а именно — находит более высокое воплощение для сил природы.

Когда мы говорим об искусстве, то иногда имеем в виду также и так называемые практические или утилитарные искусства, технические приемы или мастерство квалифицированного рабочего. Но чаще всего, когда говорят об искусстве, подразумеваются изящные науки: архитектура, скульптура, живопись, музыка и поэзия.

Обратимся теперь к конкретным видам искусства. Посмотрим, как работник искусства придает мысли или идее символическую или видимую форму. Возьмем архитектуру. У архитектора рождается замысел, содержащий возвышенную эстетическую идею. Он выражает ее в возводимом здании,— скажем, в соборе.

С другой стороны, очевидно, что, если здание не выражает никакой высокой идеи и состоит лишь из грубо сколоченных досок, вы не назовете его произведением искусства. Необходимо воплощение какой-либо мысли о прекрасном в конкретной чувственной форме.

Скульптор делает то же самое. Он берет мраморную глыбу и обрабатывает ее резцом, пока не выразит в ней живую идею — образ человека или какую-либо иную мысль, не дающую ему покоя. В той мере, в какой работа скульптора успешно выражает эту идею, мы говорим о произведении искусства.

Художник созерцает расстилающийся перед ним ландшафт или видит перед собой человеческое существо, либо строит в воображении картину природы и воспроизводит все это на холсте. В зависимости от того, насколько он преуспевает в этом, мы называем конечный результат произведением искусства.

Что касается искусства музыканта, то оно обращено не к глазу, но к слуху. Свои мысли о прекрасном, свою эстетическую концепцию, свои образы композитор, или музыкант, стремится выразить в звуковой символической форме. И насколько ему удается выразить эту идею посредством гармонии звуков, настолько плоды его труда — произведение искусства.

Поэту, в отличие от архитектора, художника или скульптора, орудия труда не нужны, если, конечно, не считать таким орудием используемые им языковые средства. Подобно тому, как скульптор берет резец и мрамор, художник — кисть и холст, поэт посредством слова рисует образ своей души...

 

Воздействие греха на культуру

Зададимся теперь вопросом, как грех влиял и влияет на исполнение человеком культурного наказа. И как культура символизирует отношение к христианству. Грех не сделал этот наказ необязательным или излишним. Грех никогда не делает веление Бога излишним и не расстраивает Его замысла. Нашим долгом по-прежнему остается соблюдение Божьих законов времен Адама, даже если мы, будучи рабами порока, не можем их исполнять должным образом. Наказ Бога осваивать землю, выполнять свою культурную задачу столь же обязателен сегодня, как и в тот день, когда Бог дал его нашим прародителям. И Бог заботится о том, чтобы цель культуры была достигнута, а возможности природы раскрыты,— если не через грешного человека, то как-либо иначе.

Но грех сделал исполнение культурного наказа Бога куда более трудной задачей. Если до грехопадения ничто не мешало человеку в этом, то после него земля, владение человека, подлежащее культурному освоению, была предана проклятию. "Тернии и волчцы", о которых говорит Библия, — пример бесчисленных сил, уродующих природу. Вместо гармоничного согласия и мирного подчинения всех вещей человеку происходят бесчисленные конфликты. Природа искажена. Насколько же более трудной стала теперь задача человека!

Изменился и сам человек. Он больше не хранит в себе образ Бога в том высоком смысле, в каком однажды был Ему уподоблен. Он утратил ясное понимание своей культурной цели. Вместо непрерывного освоения своих владений и их возвышения, он слишком часто действует им в ущерб. Вместо того, чтобы быть царем, повелевающим природой, он во многих отношениях становится рабом и утрачивает великую силу, которую некогда имел. Не только каждый индивид испытывает недостаток в качествах, необходимых для исполнения своего культурного наказа, но и все человечество в целом. Задача, которую совместными усилиями должно выполнять в области культуры цивилизованное сообщество, оказывается неосуществимой из-за бесчисленных распрей между людьми, предельно затрудняющих их сотрудничество. То, что один созидает, разрушает другой. Со времени грехопадения человечество стремится к целям, взаимоисключающим друг друга.

Из сказанного выше кто-нибудь может сделать вывод, что всестороннее и гармоничное развитие сотворенного мира невозможно, коль скоро грех является решающим фактором. Грех всегда тщится разрушать, а не созидать. Доминирующая в науке и искусстве или нравственном устройстве общества греховность сбивает с толку, помрачает разум и извращает идеалы. Совершенство в культурном созидании возникнет лишь тогда, когда Бог устранит последствия греха. Он освободит землю от Своего проклятия и восстановит естественный порядок. Он обновит образ Божий в человеке и восстановит гармонию в отношениях между людьми, между человеком и природой и между сотворением и волей Бога. По существу. Он не только возродит мироздание, но и выявит возможности, заключенные в нем, и поднимет их на такую высоту, о какой мы не дерзали и мечтать.

Если грех разрушает культуру, означает ли это, что в языческих землях культура невозможна, ибо там спасительное дело Христа не явлено? Вовсе нет. Это было бы так, если бы грех был единственной силой, которая там господствовала. Тогда бы грех все разрушил и обратил в руины. Но, как мы узнали из нашего экскурса в учение о всеобщей благодати, даже в языческих странах Бог вызывает к жизни силы, которые ограничивают разрушительную стихию греха. И там созидается множество культурных благ, несмотря на грех. Достаточно вспомнить, какой высокий уровень цивилизации был достигнут в таких языческих странах, как древняя Греция и Рим, чтобы уразуметь: грех не властен разрушить все. Какие возвышенные идеи мы находим у Платона, у Аристотеля, в сочинениях древних драматургов, какие восхитительные произведения искусства, особенно архитектуры и скульптуры оставлены нам в наследие, какие гениальные логики и математики творили в античную эпоху!

Однако, каких бы высот языческая культура ни достигла, мы знаем, что ее угасание было неизбежно, причем, этот процесс шел в двух направлениях. Возьмем ли, к примеру, культуры Ассирии, Вавилона, Египта, Греции или Рима, мы везде находим, что все они не преуспели в достижении идеала истинной культуры и что в каждой из этих стран культура содержала в себе семена своего распада.

Все это легче понять, если задуматься об отношении данных цивилизаций к тем основным элементам, с которыми имеет дело культура, а именно об их отношении к человеку, обществу и природе. Что они думали о человеке? Даже греки не видели в каждом из живущих всецело реализованное человеческое существо. Женщины, к примеру, таковыми не воспринимались. Они стояли гораздо ниже мужчин. И не все люди были полноправными людьми. Рабы — нет. Рожденные свободными — да, и то не все. Только себя греки считали истинными людьми.

Подобное невысокое мнение о человеке преобладает во всех языческих странах. Кем-то хорошо сказано, что Иисус Христос открыл достоинство личности. Он познал цену человеческой души. А ведь даже высокообразованные греки достоинство своих соплеменников оценивали единственно с точки зрения интересов государства! Что же касается всего остального человечества, то они еще более категоричны: "Мы — греки, а все прочие в мире — варвары". Другие народы высказывались столь же пренебрежительно по поводу своих соседей. Они никогда не внимали учению Библии, согласно которому Бог сотворил весь человеческий род единокровным. И наука, как бы она не преуспевала временами, никогда не вникала в назначение человека как во времени, так и в вечности, не вникала в цель, которую Бог определил природе.

Языческая культура, как уже отмечалось, несла в себе семена распада. Даже когда язычники пожинали самые обильные плоды своей культуры, науки, искусства и социальных достижений, общество было поражено раковой опухолью безнравственности, включая его высшие круги, и это ускоряло падение. Так культура одной страны распадалась вслед за другой. Рассказывают, что Наполеон, уже находясь на острове Святой Елены, заметил: "Александр, Цезарь, Карл Великий и я, — все мы основали империи, но на чем держались эти создания нашего гения? На силе. Христос же в одиночку основал Свое Царство на любви, и до нынешнего дня миллионы умерли бы за Него". Это справедливо не только в отношении института государства. Это справедливо для культуры вообще. Лишь та культура, которая зиждется на Христе, на прочном христианском основании, сохранится навечно. В наши дни может показаться, что культура Европы на грани упадка, поскольку она отходит от идеи всевластия и Божьей благодати, от заповедей Иисуса Христа. Но как бы то ни было, Церковь и Царство Божье и все воздвигнутое на этой нерушимой Скале будет пребывать в веках.

 

Христианство и культура

Сказанное о распаде языческой культуры, помимо прочего, свидетельствует и о том, сколь необходимо культуре христианство. Сказать, что вне христианства нет культуры, значило бы погрешить против истины. Но если культуре надлежит исполнить свое собственное предназначение и развиваться во имя истинных целей творения, она нуждается в направляющих Божьих началах. Для спасения культуры от саморазрушения нужна нравственная сила Христа и христианства.

Противостоит ли культура христианству? Имеются такие, кто утвердительно отвечает на этот вопрос, приводя соответствующие доводы. Если вы углубитесь в древнюю, средневековую и современную историю, то заметите, что во все времена многие представители культуры находились в оппозиции христианству. Иные делали это из-за приверженности своим философским теориям; другие противоборствовали христианству в социальной, деловой или политической жизни. Были и такие, кто пытался сокрушить христианскую религию с оружием в руках.

Весьма поучительно наблюдать, насколько представители влиятельных кругов общества — ученые, политики, кто угодно, умудренные опытом, даже стоящие у кормила власти,— разделены, казалось бы, непримиримыми противоречиями. Но как только христиане утверждаются в религии или науке, либо преуспевают в создании сильной политической партии, так тотчас же те, кто препирался ранее между собой как Ирод и Пилат, становятся друзьями и вместе выступают против "этих опасных христиан". Яркие тому примеры — оппозиция христианской партии в Голландии и религиозным партиям в Германии. Напомним, что оппозиция христианству в нацистской Германии существовала не потому, что культура немцев была несовершенной. Пожалуй, ни одна страна мира не имела столь впечатляющих достижений в области культуры, как Германия. Немцы были куда лучше образованны, чем мы теперь. Но разве это культура противостояла тогда христианству?

Любопытно, что и среди христиан есть те, кто утверждает нечто подобное. Так, многие фундаменталисты придерживаются этого мнения. Из их кругов слышатся советы: "Не стремитесь приобщиться к достижениям культуры и не пытайтесь войти в образованные круги общества. Не учитесь в институтах, не становитесь врачами, юристами или химиками, не вступайте на политическое или общественное поприще. Все это противно вашей христианской вере. Удалитесь от мира, присоединитесь к братьям по вере и спасайте свою душу для вечности, но не обременяйте себя задачами поддержания и развития культуры". Католики смотрят на это иначе, утверждая, что плоды культуры являются благом, пока они остаются под контролем Церкви.

Мы, кальвинисты, отстаиваем более сложную, но и более близкую к Библии позицию. Всякий раз, когда культура в своем развитии достигала чего-то, достойного хвалы, будь то в языческих Греции и Риме или в среде неверующих, это было плодом посеянного Богом среди этих народов, вопреки их грешной природе. Сам же грех не создает, но разрушает сотворенное Богом. Когда бы ни являлись нам эти плоды Божьей всеобщей благодати, наш долг благодарно принять и употребить их во славу Бога и ради процветания Его Царства. Более того, будучи христианами, мы обязаны участвовать в исполнении этого культурного наказа. Мы не можем удалиться от мира. Ибо к нам ныне обращена заповедь: "Наполняйте землю и обладайте ею".

Хотя плоды культуры часто использовались в неверных целях и противопоставлялись христианству, сама культура, как правило, помогает последователям Христа. Вспомните о том, что на заре христианства определенные культурные достижения содействовал апостолу Павлу в распространении Евангелия. Таким благом для благовестников была широкая сеть дорог, общий язык, а также некоторые возможности, связанные с римской системой правления. Отметим, что Кальвин настаивал, чтобы молодые люди, избравшие путь служения, получали широкие знания в области культуры. Когда достижения культуры отвергаются, это часто наносит ущерб христианскому делу. Но не только культура как таковая необходима христианству, само христианство, в свою очередь, — одно из величайших благ культуры. Христианство — единственное, что дает культуре надежду выполнить свою задачу и достичь намеченного идеала. Верно, что многие в нехристианских культурных кругах находились в оппозиции христианству. Но это противостояние шло от греховности их душ, но не от культуры. Ибо культура — лишь иное название человеческого долга, который заключается в том, чтобы, пользуясь сырым, необработанным материалом этого мира, как он обнаруживается в природе и самом человеке, показать великие возможности, заложенные Творцом в Его творении и поставить его на службу целям, заповеданным Богом.

Величайшая слабость позиции многих высокообразованных атеистов заключается в том, что, открыв для себя возможности, силы, проявившиеся в культурном развитии мира, они не поняли их истинного предназначения. Они сделали эти возможности средством для достижения эгоистических и порочных целей вместо служения Богу и людям, своим братьям. Только христианство разъясняет нам цели, обслуживать которые призвана культура. Христианство вручает грешному человеку возрождающую мощь Духа Святого, Который наделяет нас волей использовать нашу силу и власть в достойных целях.

Эти цели станут реальностью, когда искупительное дело Христа будет завершено и из пепла современного мира возникнет новая земля, где возможность благих деяний неисчислимо возрастет. Прекрасное человечество с совершенной культурой, культурой великой, невиданной и неслыханной доселе, воцарится на земле. Мысленно созерцая этот будущий мир в его полном расцвете, мы сознаем, что культура и христианство отнюдь не враги, а торжество культуры придет только через христианство и через Христа. Вся слава Христу, Властелину культуры.

И ваш, и мой долг — ради торжества христианских идеалов честно трудиться везде, куда Господь призывает нас, — так, чтобы Христос был признан Царем и в царстве культуры. Таков он, этот поистине вдохновляющий идеал культуры, наш кальвинистский идеал.

 

Евангельская Реформатская Семинария Украины

  • Лекции квалифицированных зарубежных преподавателей;
  • Требования, которые соответствуют западным семинарским стандартам;
  • Адаптированность лекционных и печатных материалов к нашей культуре;
  • Реалистичный учебный график;
  • Тесное сотрудничество между студентами и местными преподавателями.

Комментарии:

1. Минька
06.12.2013 | 20:01
нормальна!!!)))
но не то!!!(((